***
Утро выдалось пасмурным, но на землю так и не упала ни одна капля. Ирина стояла в кругу своих друзей и одноклассников Владлена. Она тихо плакала. После того, как Ирина подписала бумаги на похороны, с ней снова случилась истерика. Но причитать и кричать здесь она не смела. Ей казалось, что сын бы этого не одобрил. Слезы сплошным потоком застилали глаза, и она сквозь пелену смотрела на людей, приносивших соболезнования. Потом чуть не упала в могилу, когда кидала ком земли. Заботливые руки друзей Владлена сумели вовремя её подхватить. Ирина обернулась и увидела в толпе одноклассников её, которую косвенно винила в смерти сына.
— Ты! Как ты посмела явиться, тварь?! — крикнула она.
— Успокойтесь, Ирина Валентиновна, она сейчас уйдёт, — Паша быстро загородил от неё Ксению.
Олег и Женя кинулись выпроваживать девушку с кладбища. Ирина снова повернулась к могиле, наблюдая, как формируют могильный холм и втыкают в землю крест. Казалось, что она немного успокоилась, но вдруг вырвавшись из рук Севы, Ирина упала на могильный холм и замолотила по нему руками, громко крича:
— Владлен! Это не ты там! Не ты! Почему они мне тебя не показали?! Почему?!
Её попытались поднять, но неожиданно она захрипела.
— Ребята, на носилки её и в скорую, живо, — скомандовал Дронов.
Ольга побежала вслед за ними, а потом села в скорую помощь. Олег, Павел, Женя и Сева рванули следом на машине. Ребята гнали так, что приехали в больницу одновременно со скорой помощью. Побелевший врач вышел из автомобиля. Взволнованные друзья подбежали к нему.
— Сожалею. Мы сделали всё, что могли. Не довезли. Она умерла.
Ирину похоронили рядом с сыном через два дня. Проститься пришли все, только Ксении не было видно. Накануне она напилась так, что лежала дома в луже собственной рвоты, пока её одноклассники прощались с любимой учительницей.
========== Глава 20 ==========
На прикроватной тумбочке тускло горел ночник. А на кровати лежал бледный парень. Над ним склонился высокий худенький мужчина. Его лицо избороздили глубокие морщины, но было видно, что в молодости он был очень симпатичный. Потрогав узловатыми пальцами лоб больного, старик сказал.
— Слава всевышнему жара нет.
— А ты уверен, что он выживет, Ильяс? — спросила подошедшая женщина.
Это была жена старика. Маленькая, стройная старушка, с длинной седой косой и красивым лицом.
— Я хирург, а не господь бог, Фатима. К тому же мне уже семьдесят лет, и я не оперировал четыре года. Осколки я из него вынул, но он потерял много крови. У него кровь из ушей шла, а это значит, что его контузило. Повезло ещё, что он упал в траву, и его частично прикрыло от лишних глаз. Я утром случайно на него наткнулся.
Ильяс вспомнил, как утром поехал на телеге к роднику за водой, и случайно увидел в траве близ дороги что-то похожее на руку. Ильяс слез с повозки и обнаружил молодого раненого парня. Прикрыв его рогожей, старик повёз его домой, в надежде спасти.
Через пару минут Ильяс и Фатима сидели на маленькой кухне. Тут была печка, стол, пара стульев и кухонный сервант. Пол устлан простыми половиками, а окна надежно задёрнуты плотными шторами.
— А если он русский? Башир нас как бешеных собак расстреляет, — забеспокоилась жена.
— Нет, не похож он на русского. К тому же не будут они татуировку на языке Корана делать. Да и какая мне разница, кто меня расстреляет, русские за то, что боевика спас, или наши за русского. В первую очередь я доктор, сорок лет за операционным столом. Знаешь сколько я их спас: русских, армян, украинцев. Да мало ли кого. Мне теперь что, волосы на себе рвать? Ах, это же был не правоверный мусульманин, зачем я его лечил? Нет, не такой я человек, — вздохнул Ильяс.
— Ты прав, Ильяс. Будем молиться Всевышнему за мальчика. А я тебя во всём поддержу, — подбодрила его жена.
— Только вот что, недалеко русские лагерем стоят, не ровен час заявятся. Вдруг он из наших, тогда от моих трудов толку не будет. В потайной погреб, который сын делал, его спустим. Там его не найдут.
***
Владлен медленно открыл глаза и тут же зажмурился. Даже тусклая лампочка под потолком ударила по глазам своим светом, а в голове полыхнуло болью. Он попытался ещё раз разлепить веки и это ему удалось. Оказалось, он находится в каком-то месте похожем на подземелье. Прямо на пол были свалены друг на друга несколько матрасов, на которых он и лежал, укрытый тёплым одеялом. В маленькой комнатке было не душно. Откуда-то проникал воздух. Владлен попытался пошевелиться, но тело было тяжёлым, а голова болела так, что он даже не заметил, что к ноге привязана верёвочка.
— Ильяс, колокольчик, — Фатима выбежала в огород.
Мужчина тут же бросил ведро в колодец и поспешил в дом.
— Дежурь у входа. Если что, зови, — приказал он жене.
Отодвинув доски пола, старик спустился вниз с бутылкой воды.
— Очнулся, сынок? Слава Всевышнему, — улыбнулся Ильяс.
— Ты кто? Сколько я тут? — прохрипел Владлен.
— Давай, приподнимись, попей. Меня Ильяс Зармаев зовут. Раньше хирургом в городе работал, а потом тут. Здесь одна больница на все окрестные селения. Многих знаю, но тебя нет. Раненым тебя нашёл пять дней назад. Ты кто, сынок? Как тебя зовут? — щебетал старик, пока Владлен жадно пил воду.
— Я кто?! — недоумённо переспросил Владлен, напившись.
— Это я у тебя хотел спросить. Как тебя ранили, помнишь?
— Нет, ничего не помню. Совсем ничего. Постойте, но я же.… Как будто чёрная дыра в голове, даже имени своего не знаю, — простонал Садовский, хватаясь за голову.
— Что, голова болит, сынок? — спросил Ильяс на родном языке.
— Да. Как будто взрывается изнутри, — простонал Владлен на чеченском языке.
— Вот, выпей таблетку, полегчает. Я тебе сейчас поесть немного принесу, — старик вложил ему в рот пилюлю. — Пока тут поживёшь с неделю. Тебе на улицу нельзя. Не для того я тебя спасал, чтобы тебя расстреляли.
Накладывая в железную тарелку суп, Ильяс думал: «Кто же ты такой, сынок? По-русски говоришь хорошо, по-чеченски тоже. Ещё и татуировка эта странная. Наши обычно волка любят накалывать, а тут медведь. Но почему тогда надпись арабской вязью?»
Через пару минут старик вернулся в погреб, приказав жене закрыть проём
