Я ждала, что Брент начнет возникать, но до него дошло, что ему тут не рады. И потом, ему ничем не удалось бы перебить успех конкурентов, поэтому он молчал. Руперт раздавал указания группе, комиссар скучал и периодически косился на Брента.
— Я напомню, что у нас остается два дня, — наконец сказал он и поднялся. — Сегодня и завтра. Ищите руки, иначе придется Томаса отпускать.
— Как отпускать? — возмутилась я. — Господин комиссар, мы нашли нож. Томаса взяли с вырезанным сердцем.
— Так и отпускать. По ножу и сердцу мы можем ему предъявить только надругательство над трупом.
— А удушение?
— Непреднамеренное. Все равно под подписку. Если только у него сегодня не обнаружат полностью потекшую крышу. — Комиссар был непререкаем. — Ищите руки и доказывайте умысел.
Я понимала, почему он такой нервный. Королева хотела спасти репутацию Академии, ее бы устроил тот вариант, который сейчас получался. В конце концов, временное помешательство или даже полностью невменяемость — это не умышленное убийство с последующим расчленением. Но королева была юристом, комиссар был комиссаром. Он, может, и не оперировал понятием «интуиция», как Брент, но имел достаточно оперативного опыта. Он знал — ректор был опасен.
Или мы все ошибались, и Брент в том числе.
— Ректор Томас умышленно убил свою жену, — в очередной раз бросил Брент от стены. — Неудивительно, как он не убил ее раньше.
— При всем уважении к решению ее величества, ваше мнение мы внимательно выслушали, Брент, — заметил комиссар, проходя мимо него. Так я пропустила самое интересное! — И пришли к выводу, что оно подкреплено исключительно внутренним убеждением. Требования Процедурной Комиссии, которые для вас всю вашу карьеру, впрочем, ничего не значили, пока не позволяют мне подшить вас лично к обвинительному заключению и отправить в архив. Ищите.
Последняя реплика была адресована нам. Эндрю напоследок обернулся и изобразил руками что-то, похожее на «не подведите». Брент посмотрел на меня.
— Я с вами, — объявил он. — На допрос этого декоратора.
Да, допрос. Мой взгляд заметался по коллегам, но они столпились вокруг Руперта, только Гордон с коробкой величественно прошествовал в дверь.
— Пошли, — со вздохом сказала я. — Но учтите, если свидетель не захочет вас видеть, вам придется уйти.
Мы опять ехали с Брентом в лифте на тридцать третий этаж, и я опять его рассматривала. Зачем? Почему я видела его сегодня во сне? Совершенно, просто эталонно неприятный тип, хотя, когда он молчал, казался мне симпатичным. Брент изучал свой смартфон, и, судя по всему, то, что пока в следствии он никоим образом не смог отличиться, его не беспокоило. Или он притворялся, но мне было все равно.
Декоратор Саффи Майкл ждал нас в допросной, и запись уже шла. Я оттарабанила необходимую прелюдию, села, улыбнулась, разглядывая своего визави.
Гей ты или нет, как правило, отличить невозможно. По Саффи Майклу этого точно нельзя было сказать.
— Давно вы знакомы с Таллией Кэролайн? — спросила я.
— Очень, — Майкл закусил губу и вздохнул. — Мы вместе учились в Школе Искусств. Вместе делали студенческие проекты. Вместе оформляли несколько спектаклей. Таллия отменно делала мелкий декор… м-м… как бы вам объяснить? Детали, которые отличают эпоху, страну… Я — крупный. Так было до тех пор, пока я не ушел на магвидение. Таллия осталась верна театру.
— Вы были близки? — И мне показалось, что этот вопрос болезненно ударил по Майклу. Конечно, он потерял друга. Но я не могла этого не спросить.
— Может, не так, как раньше, но — да, — опять вздохнул Майкл. — Я имею в виду, что в юности я был тем еще нытиком. Таллия знала обо всех моих неудачных романах. Она помогала мне, утешала. После того, как мы вступили в брак с Лайонелом, я стал спокойнее, но это не значит, что наша дружба с Таллией пропала, нет, просто… у меня стало меньше поводов плакать ей в жилетку.
— А она рассказывала вам о своих отношениях с мужем?
— М-м, да, — и еще один вздох. Я была рада, что Брент не вмешивается в наш разговор. Может быть, он негативно относится к геям? — Я все же мужчина…
А вот теперь за моей спиной раздался смешок.
— ...Скажем так. Таллия встретила Томаса на защите диссертации… защищался кто-то из коллег, или нет, постойте, не так. Как раз наша коллега, которая должна была поддержать мужа на защите, попала в больницу на сохранение. Да, точно. Про саму защиту я не скажу, но вроде бы все прошло неплохо, но, знаете, там надо было помочь, организовать, Таллия была там с несколькими девушками из театра. Меня это мало интересовало, а вот то, что она разбудила меня среди ночи и рассказала про Томаса… По-моему, это была ее первая и единственная любовь. Настоящая. Таллия просто светилась…
Он замолчал. Наверное, не решаясь спросить у меня, как так вышло, что эта любовь ее и убила. А мне пришлось задать довольно интимный вопрос:
— Вы не знали, какие у Таллии были сексуальные предпочтения?
— Нет, — удивился Майкл. — Откуда? Я не уверен, что она вообще обсуждала это хоть с кем-то. Это я был в юности экзальтированным истериком… Но одно я могу сказать — Таллия любила своего мужа и у меня было впечатление, что он тоже любил ее.
— Она была резким человеком?
Я чуть не вздрогнула он голоса Брента. Майкл посмотрел на него равнодушно.
— На работе она была требовательна. Одинаково и ко всем, даже мне могло от нее достаться. Но нет, она была воспитанной и тактичной.
— А когда вы общались с ней последний раз? — спросила я, пока Брент раздумывал над словами Майкла. Я могла это узнать и из чата следственной группы, который наверняка уже сделали, но именно при последнем разговоре Майкла и Таллии могло что-то всплыть. Что-то важное.
— Я забирал ее из клиники, когда она прерывала беременность, — легко ответил Майкл. — Это было… уже довольно давно. Несколько недель назад. Ее муж был занят, эти экзамены… Потом я опять вернулся в Паргилу, там проходят съемки передачи, над которой я сейчас работаю, прилетел только сегодня утром, по вашему вызову, и сразу поехал сюда.
— Муж знал, что она прерывает беременность? — я всеми силами затолкала удивление как можно глубже. Вот это, как говорится, поворот, который многое объяснит.
— Да, — и Майкл опять вздохнул. Я его не упрекала, возможно, он держался с трудом. — Конечно.