— Точно любишь? — еще раз спросила Лейтис, взяла его руку и приложила к своему лицу, а потом принялась посасывать его указательный палец, скорее нервно, как это делают маленькие дети, чем сексуально. Впрочем, Эйдан все равно возбудился, не мог не отреагировать на нее. И принялся совсем нежно, неторопливо, поглаживать своим пальцем ее язык и губы. И снова целовать — легкими, невесомыми поцелуями от уголка губ по щеке до ушка и возле него.
— Люблю. Сегодня… из-за этого всего, окончательно понял, как сильно люблю. Насколько ты мне нужна. Не представляю свою жизнь без тебя, ты единственная женщина и единственная саба, которая мне нужна. Даже думать страшно и представить не могу, как это — что тебя не будет со мной, у меня. Вот так люблю и так нужна. Моя самая чудесная, самая удивительная девочка. Самая чувствительная. Самая изобретательная. Самая искренняя. Самая решительная. Самая любопытная. Самая эмоциональная. Самая нежная. Самая сильная. Ты для меня лучше всех, лучшая саба, лучшая женщина на свете, — говорить ей это все, продолжая нежно-нежно ее целовать, было приятно. И было очень правильно. Эти слова Эйдан тоже должен был ей сказать. Теперь, когда перестал на нее сердиться, когда перестал так сильно переживать — ему хотелось, ему необходимо было рассказать о том, что он окончательно понял сегодня. Почувствовал — так сильно, так остро, что иногда ему становилось больно дышать. Что она — его любимая Лейтис. И это значит очень-очень много, целый мир и целую жизнь.
Лейтис застенчиво улыбнулась, но не стала отвечать, прихватила его палец зубами, чтобы не дергался, а потом принялась вытворять то, что она умела своим очень ловким язычком, искусительно кружа им по пальцу, а одна из обнимавших его рук спустилась пониже талии, чтобы тискать его за задницу. Эйдан протяжно застонал — он просто не мог сдержаться, когда Лейтис такое вытворяла. И не мог не ответить на ее ласки. Он зарылся лицом ей в шею, покрывая поцелуями, скользя по ней языком вверх и вниз. И притянул ее к себе, ухватив за бедро — немного ниже попки, которая сейчас болела после наказания.
— Самая сексуальная… самая чувственная… самая желанная… — продолжил Эйдан говорить ей комплименты. Все — совершенно правдивые и заслуженные. И целовать ее, и ласкать. И своими прикосновениями тоже рассказывая, что он ее любит, как он ее любит. Вот так, без слов, но зато очень осязаемо — и очень нужно Лейтис. Физически, своим телом ощущать его любовь. — Самая красивая… самая очаровательная… Девочка моя любимая…
Лейтис втянула его палец в рот целиком, еще немного приласкала и отпустила, чтобы ухватиться за следующий, она извивалась в его объятьях, она запускала руку в его шевелюру, а потом выпустила, чтобы сказать:
— О Эйдан, мой Эйдан. Самый нужный мне, ну куда я без хозяина… — тут она легонько всхлипнула и уткнулась ему в шею.
— Ну что ты… хорошая моя, совсем распереживалась, бедная девочка, — Эйдан уткнулся носом ей в макушку, вдыхая запах, такой родной, погладил по голове, по спине. — Все обошлось, все хорошо. Ты со мной, я с тобой, никуда не денусь, ни за что не отпущу, никому не отдам. Моя девочка. Мое счастье. Лейтис… — у него у самого в носу и глазах слегка защипало и снова сделалось почти больно дышать, от невыносимой нежности, от желания прижать ее к себе еще крепче, защитить ото всего плохого. И целовать. И быть с ней. Всем собой быть с ней сейчас. Он поцеловал ее в макушку, поцеловал в висок, провел ладонью по щеке, обхватил подборок и, приподняв голову, поцеловал в губы. Нежно, неторопливо — ровно так, как чувствовал сейчас. И Эйдану хотелось, чтобы она чувствовала это тоже. Всю его нежность. Все его желание.
Она понемногу успокаивалась в его руках, это чувствовалось по движениям, по уходящему из тела нервному напряжению, и начинала действительно заводиться. Закидывала ногу на его бедро, прижималась так, что он ощущал жар ее желания, и все более страстно целовалась. И он тоже отвечал ей с большей страстью, ощущая, как и сам возбуждается сильнее. Ласкал языком ее губы и язык, поглаживал ладонями спину и бедра, прижимал ее к себе и потирался о нее, учащенно дыша.
— Лейтис, моя Лейтис… — тихо сказал он, оторвавшись от ее губ, чтобы тут же припасть к ним снова, а потом соскользнуть вниз, на подбородок, прочертить языком линию до ее нежного розового ушка, обхватить его губами, нежно теребя, шептать ей между этими ласками: — Нежная девочка, сладкая девочка, очаровательная моя. Люблю тебя. Хочу тебя, — и целовать снова, теперь в шею, Эйдан хотел целовать ее везде, хотел взять ее, войти в нее, ощутить ее своей настолько сильно и полно, насколько было возможно. Но он не торопился сейчас, продолжал успокаивать ее своими ласками, продолжал целовать, дожидаясь, когда она будет готова. Потому что хотел быть самым нежным, самым ласковым с ней. Самым страстным и самым заботливым одновременно.
— О, хозяин Эйдан, не томите, не сегодня, — взмолилась Лейтис, когда он принялся нежно выцеловывать ее грудь.
— Ты моя самая страстная саба, — хриплым полушепотом сказал он, в одно движение перевернув ее на спину. — Такая нежная… такая страстная… Сейчас, девочка…
Его это заводило тоже: то, как ее сильные переживания моментально сменялись самым горячим желанием, все ее невообразимые перепады настроения. Пока он волновался, достаточно ли она успокоилась, Лейтис уже изнывала от нетерпения. А у Эйдана голова шла кругом от этого, как на карусели — и его это восхищало и возбуждало до безумия. Эйдан любил ее именно такой, ровно такой, какой она была. И сейчас, когда видел и ощущал все это — хотел безумно. Так что, пожалуй, не смог бы терпеть, даже если бы она его не просила, а уж когда она просила… Он с тихим стоном обхватил ртом ее
