- Тьфу, Шестерняков, если б знал, что ты, - ворчание не прекращалось, и Матвей хотел было прервать словоизвержение, когда друг вдруг сказал: - Чего тебе надо в воскресенье вечером, идиотина? Если опять нужны конспекты лекций, то, звиняй, Лерке из двадцать второй отдал.
- Да какие к черту лекции?! – Матвей едва ли не взвыл от досады, так ему хотелось в тепло, поесть чего-нибудь вкусненького и, наконец, отогреть замерзший зад, который, кажется, перестал чувствоваться, как часть тела. – Тут такие дела: меня Машка бросила, выпнула с вещами на улицу, а родителей не будет в городе еще неделю. Пусти меня к себе, а!
Сашка громко пропоносил его, на чем свет стоит, перечислив все выдающиеся качестве друга, ведь Сашка совсем не рассчитывал на незваного гостя, ожидая, что проведет воскресенье в более утонченной компании. Но планы сорвались, и ему пришлось согласиться дать другу кров над головой, переживая, как бы этот никчёмыш не замерз где-нибудь в подворотне.
Сашка Жарин жил в однушке, снятой за три копейки у бабули, которая продавать квартиру не хотела, но и жить ей было внапряг в ней. Сашка скинул цену до минимума, канюча, что студентам и так плохо живется, а медикам-студентам тем более. Бабуля думала недолго, махнув своей скрюченной лапкой и отдавая на житье-бытье однушку Сашке, прося лишь сделать достойный ремонт в качестве квартплаты. Жарину только скажи! Он сразу поменял обои в страшненькой комнате шесть на четыре, починил всю сантехнику (не без помощи специалистов, конечно), сменил мебель и установил хороший интернет, заменив старый роутер. Зажил Жарин хорошо, не жалуясь на старую квартиру в не самом благополучном районе в хрущовке, где проводка на ладан дышала. По крайней мере, это было получше общаги, где водились страшные тараканы, которых Саша боялся до потери пульса. Его не пугали так кишки, видные в операционной ране, как вид мелких насекомых с лапками и шевелящимися усиками. Насчет общажной жизни Матвей оказался полностью солидарен с Сашкой, с которым он сдружился на втором курсе, неожиданно поняв, что его одногруппник не такой уж стремный чел, хоть и со своими скелетами в шкафах.
Попав в квартиру друга, Матвей сначала скинул покрытые капельками воды кульки с одеждой в коридоре, делая вид, что не заметил, как Саша поморщился.
- Ты как бомжик, - прокомментировал Жарин, прыснув в кулак, наблюдая, как Шестерняков прощается с обувью, скидывая ее рядом с Адидасовскими кроссами хозяина квартиры.
От слов друга Матвей поморщился, но комментировать никак не стал. Единственное, что ему хотелось – это горячий сладкий чай в кружке и покой. И Сашка это вполне устроил, впихнув в его замерзшие пальцы пахнущую лимоном «Принцессу Нури». Сладостно вдыхая аромат, Матвей, как на духу, выдал, в чем произошел казус в их с Машкой отношениях, сам не понимая, в чем, собственно, этот самый казус и заключался. Он лишь знал, что чем-то не угодил и встал поперек горла. Сашка кивал, понимающе щурил большие зеленые глаза в обрамлении пушистых щеточек длиннющих черных ресниц, но ничего не говорил, давая другу выговориться. Он по себе знал, как это важно – высказать накипевшее. А Матвей все говорил и говорил, слова потоком лились из него, пока он шмыгал носом, уткнувшись взглядом в коричневую жижу в кружке.
- Эх, горе ты луковое, - высказал свою точку зрения Саша, когда недолгий рассказ подошел к концу. – Всегда тебе не везет на любовном фронте. Может, тогда в деньгах свезет?
- Ага, - закатил глаза пригорюнившийся Матвей. – Лет через двадцать, возможно.
- Не утрируй.
- А чо, не так, что ли? – в очередной раз шмыгнул носом Шестерняков.
- Может, стоит с парнем попробовать, раз уж с девушками тебе не везет? – предложил сомнительную идею Жарин, взглянув внимательным и не слишком приятным пронизывающим взглядом, словно читая, пригвоздя к месту. – Ну, а что? Человечек ты видный, многие захотят с тобой замутить.
Матвей подозрительно прищурился. Сашка свою ориентацию вовсе не скрывал, даже наоборот, если кто-то начинал нарываться, он активно отстаивал свое, из-за чего немало раз был бит и унижен, но это его не сломало, а только сделало сильней. И, обидчики, видя, что толстокожего геюгу не пробить, отвалили сами по себе, иногда лишь что-то вякая в сторонке. Это было похоже на лай собак при виде слона. Страшно рот открыть, но и заткнуться не могут. На чужую ориентацию и гомо-любовь Матвею было все равно. Он зауважал Сашку за принципы, за силу духа и крепкую жизненную позицию, - так они и сдружились. Шестерников знал, что Саша встречался с несколькими парнями и мужчинами за те четыре с половиной года, что они дружили, но друг никогда не посвящал его в подробности. Матвей лишь был в курсе, что Саша умеет отлично охмурять кого угодно. Собственно, с его-то внешностью не было ничего в этом удивительного. Высокий, выше самого Матвея на пару сантиметров, сухо-поджарый, с бронзовой кожей, сделанной в недорогом солярии, Сашка тянул на модель, если бы не слегка неровная горбинка на носу, что портила идеальную мордашку. Хотя, возможно, она и являлась некой изюминкой, подчеркивающей большие зеленые глаза, пухлые губы и острый подбородок. Темно-каштановые волосы Саша всегда укладывал в модную прическу, залачивая пряди и приподнимая их, чем еще больше подчеркивал свое лицо. Матвей хоть и не мог говорить объективно, но честно считал, что его друг один из самых красивых людей, которых он когда-либо видел. Повезло с генами, ничего не скажешь, ведь дражайшая мамочка Сашки передала сыну отличную наследственность. На его фоне Шестерняков терялся, а ведь сам был не промах в плане внешней карикатурности.
- Замутить или не замутить, но жарящимся в попу с мужиком я себя не представляю, - поморщился Матвей, прихлебывая чаек, исподлобья наблюдая за одногруппником, тяжело вздохнувшим, из-за чего его ресницы затрепетали, когда он прикрыл глаза, опустив плечи.
- Фу, ужасно звучит, - выдохнул Сашка, сморщившись. – Не будь таким грубым.
- Да я правду говорю! – по-серьезному возмутился Матвей. – Ну, не по парням я! Как представлю, дрожь берет.
- Ты ж не пробовал, балбес.
- Да и не хочу, - отпарировал Матвей. – Меня только девушки привлекают.
- Ага, и мы с тобой просто так год назад на вечеринке у Кольки из двадцать третьей, лизались, - буркнул Саша.
Щеки Матвея словно ошпарили кислотой. Жар мгновенно бросился к лицу. Шестерняков то ощутил прилив крови к лицу, то вдруг явственно осознал, что побледнел, став похожим на белоснежную свежевыстиранную простынь. И, правда, было дело.
- Но я
