***
- Сразу говорю, маски надевать не позволю, - напутствовал в пятницу после пары Яковлев, когда часы занятия подходили к концу и преподаватель точно объявил, что завтра они пойдут в рядом расположенную пристройку, где впервые своими собственными глазами увидят работу судебно-медицинского эксперта. – От вони еще никто не умирал, а вот от гипоксии в обмороки падают на раз-два, - менторским голосом продолжил Михаил Александрович, заметив, как студенты начали недовольно переглядываться. – В помещениях довольно душно, окна мы не открываем, чтобы не простыть. Работает вытяжка, но слабо, так что заранее продумывайте, что надеть, чтобы не стало жарко или наоборот – холодно.
- А что с собой нужно? – поинтересовалась Алена, записывая все требования Яковлева на всякий случай в тетрадь.
- Бахилы, так что сменку можете с собой не брать, - начал перечислять препод. – Разумеется, шапочка, халаты и хорошее настроение. Не кривитесь и не отлетайте от стола с трупом в другой конец комнаты. Бояться нужно не мертвых, а живых.
Яковлев странно взглянул на Шестернякова, прищурившись, словно что-то оценивая, прикидывая в голове. Подобные гляделки не понравились Матвею, который сразу подобрался весь, нахохлился, посматривая на Михаила Александровича в ответ не слишком добро, но и не с искренней злобой. Скорее с неприязнью на грани с равнодушием. Их отношения с Яковлевым вообще за эти дни перетекли с погранично холодных на шутливо-язвительные подколки. Михаил Александрович полюбил в моменты ответов Шестернякова как-нибудь комментировать те или иные его слова, навязчиво поправляя. Матвей бесился, учил каждый параграф едва ли не до знаков препинания, будучи весьма упрямым и помешанным на справедливости студентом. Однако он сам понимал, что зачастую учебники разнятся с действительностью, и поправки Михаила Александровича выстроены на личном опыте. Все равно раздражало. Чувство собственной неполноценности душило Матвея изнутри, изрыгая наружу колючки. Шестерняков сам бы с удовольствием промолчал в ответ на замечания Яковлева, но что-то заставляло идти на контратаку, заканчивающуюся, как правильно, стратегическим отступлением. Матвей знал, что в некоторые моменты сильно зарывался, переступал грань, но Михаил Александрович выводил из себя одним лишь сероглазым пустым взглядом. Матвей мог бы сравнить этот взгляд с остекленевшими глазами трупа. Вроде, смотрит на тебя, но одновременно и куда-то мимо, как бы сквозь. Жуткое ощущение.
- Помимо всего прочего, - Матвей вздрогнул, возвращаясь в действительность от голоса Яковлева, - возьмите с собой тетради и ручки. Завтра я выберу того, кто будет мне ассистировать и того, кто будет заполнять акт вскрытия. Вы же, слушая, как я диктую, будете записывать ключевые моменты, и во время следующего вскрытия вы сами будете писать акт, который позже сдадите мне на листах А4. Если кто-то не сдаст до конца цикла – его проблемы.
- А когда будет следующее вскрытие? – неуверенно подал голос Беловолов.
- Скорее всего, во вторник, - охотно ответил преподаватель. – Но обещать ничего не могу. Все зависит от занятости других групп.
Жесткие рамки. Матвей вздохнул, потерев переносицу. Ему уже не нравилось то, что их ждет.
Ближе к вечеру, освободившись от учебной рутины, Матвей сидел у друга на диване, вчитываясь в учебник, когда Сашка, выползя из ванной, в которой он скрылся на тридцать минут, объявил:
- Ну, я пошел, - а в голосе столько удовольствия, почти мурчащие нотки счастья.
Матвей смог заценить наряд друга, скептически осматривая катастрофически узкие джинсы, ярко-малиновую майку и подранную джинсовку, на которую сверху Сашка наверняка планирует натянуть теплую куртку. Темные волосы парень взъерошил, уложил гелем в модный ёжик. Шестерняков почти поздоровался нижней челюстью с полом, осматривая друга в несвойственном ему прикиде. Обычно Сашка надевал широкие штаны, безразмерные свитера, чудом идущие ему, и носил кроссы. Сегодня тот мало того, что выглядел иначе, так еще и на его лбу почти жирными буквами мигали слова: «Я – парень с нетрадиционной ориентацией». Более того, Матвею начало казаться, что, повернись Сашка к нему задом, пониже спины он сможет увидеть: «Выебите меня». Вот таким вот предстал в образе Жарин, ухмыляясь в ответ на отразившийся шок в глазах друга.
- Знаешь… Эээ… Сашка, ты как бы… - Шестерняков сглотнул, махнул в воздухе рукой, старательно находя слова, чтобы выразить весь тот спектр мыслей, что вспыхнули в голове.
- Ага, выгляжу, как блядь, да? – фыркнул Саша, встав перед зеркалом в коридоре, но Матвей все равно отлично его видел. – Я в клуб иду, но не в обычный. Там по пятницам устраивают вечера для таких, как я. А клуб крутой. Не какой-нибудь там, а для ВИПов, не желающих афишировать свою ориентацию.
- И как же ты, ВИП, получил ключик для входа туда?
- Как-как, - Сашка улыбнулся своему отражению, покрутился, поправил майку и джинсовку. – В свое время очень хорошо покутил с одним мужиком. Он и достал членскую карточку. Мы давно уже разбежались, а вход в тот клуб для меня все еще открыт.
Матвей закрыл рот, почти услышав, как щелкнули у него зубы. Он, конечно, в курсе, что Сашка не скрывается, но вот в таком вот неподобающем для парня образе Шестерняков его видел впервые в жизни. И, к слову, Сашке шло. Он словно скинул с себя маску, став настоящим, даже в зеленых глазах загорелся шальной огонек, плескаясь глубоко на дне искорками.
- Не хочешь, кстати, со мной? – улыбнулся Жарин, подмигнув.
- О, нет, спасибо, - замахал на него руками Матвей, хохотнув. – Я как-нибудь обойдусь. У нас же завтра ответственный день. Не хочется с перегаром прийти, да и недотрахом пока не страдаю.
- Оно и видно, - Шестерняков готов был уже спросить, о чем это друг, но не стал, видя, как счастлив Сашка тому, что, наконец, развеется.
