— Мы берем только то, что нам нужно, — клыкасто усмехнулся Высший. — И этого достаточно.
— Я тысячелетиями нахожусь тут и достойна большего! — тьма-Лилит постепенно сгущалась, внутри пробегали всполохи молний. — И ничем не хуже вас, Падших Ангелов!
— Но ты не являешься ангельской сущностью, Лилит, — скучающим тоном произнес Асмодей и смахнул с когтя невидимую пылинку. — Тебя сотворили, как смертную. Однако твой бунт против Создателя и побег в Эдом определили судьбу затворницы. Вечность, этот Мир и воцарение в нем — ты сама это выбрала.
— Меня преследовали! — Лилит гневно шагнула к нему. — Как и тебя!
— Но я не противостоял Его воле, — возразил Высший. — И принял кару, поэтому моей мерой стало лишь изгнание за непокорность. Ты же переусердствовала в желании мстить и поплатилась за это.
— Почему ты мешаешь мне? — прошипела Праматерь, полыхнув одной из молний. — Власти хватит всем!
— Нам не нужна та власть, о которой ты грезишь, — фыркнул Асмодей. — Высшие демоны не жаждут уничтожения смертных. Смертные интересны нам. С ними…забавно, — еще одна клыкастая усмешка.
— А нефилимы? — едко осведомилась Лилит. — С ними тоже весело, когда они закрывают щели Мироздания и не пускают вас в Мир людей?
— Нефилимы не пускают в людской Мир лишь твоих детей, Лилит, — пожал могучими плечами Высший. — Нам же они не помеха. И наши дети могут жить там, среди всех, как и иные создания. И даже в других Мирах… Которые ты тоже жаждешь высушить и поработить.
— Но почему этого не хотите вы, Высшие?! — с мукой в голосе простонала Праматерь. — Вместе мы так многого могли бы добиться! Разве ты не испытываешь ненависти к Нему, тому, кто обрек тебя на падение с Небес?!
Асмодей прикрыл желто-огненные глаза и улыбнулся — мягко, почти нежно.
— Нет, — просто ответил он. — Наказание было неизбежно, но то, чего я не перестал и не перестану — любить Его, — эти слова демон выговорил почти со страстью. — Мы все не перестали.
Тьма покачала головой:
— Тебя принуждали служить этим глупым, хрупким и никчемным созданиям — людишкам. Неужели ты готов Ему это простить?
— Как видишь, нет, — снова улыбнулся Асмодей и приблизился к Джейсу с Джонатаном. — Потому я здесь, мне нет возврата.
— Ненавижу… — прошептала темная фигура, бессильно отодвигаясь.
— И в этом твоя ошибка, — откликнулся демон, скептически разглядывая две фигуры перед ним. — Но не упрекай меня за собственную неудачу, тем более, кое-что я, все-таки, тебе оставлю.
— Что?! — горько усмехнулась Праматерь. — Эдом?
— А почему нет? — лукаво прищурился Асмодей. — Твоя власть здесь незыблема. Почти — когда ты не посягаешь на разрушение пространственных границ, — добавил он. — Твои дети просачиваются в Мир людей и неплохо развлекаются там, а этот, — Высший указал на Джонатана, — даже пошатнул ряды нефилимов. И теперь будет с тобой, здесь.
— Ты не убьешь его? — со странной надеждой вскинулась Лилит, протянув к Моргенштерну руку.
— Нет, — заверил ее Асмодей. — Только разъединю. «Ключ» должен быть уничтожен, но его элементы останутся жить. Однако ты не сможешь соединить их вновь, — проницательно заметил демон.
— Пусть так, — покорно согласилась Праматерь. — Я не в силах тебе помешать.
— Вот и хорошо, — рассеянно кивнул Асмодей и взялся за сцепленные руки Джейса и Джонатана. — Не Одно! — громовым голосом возвестил он, и в ту же минуту Эрондейл почувствовал, что снова владеет своим телом и сознанием.
Но парень толком не успел прийти в себя, когда когтистая лапа легла на его плечо. Задрав голову, Джейс разглядывал насмешливое выражение клыкастой морды, и в нем постепенно оживало врожденное ехидство.
— Значит, Джонатана ты оставишь его Праматери, а меня заберешь себе? И зачем? Посуду мыть и готовить я все равно не умею, да и в сыновья тебе не гожусь!
Демон громогласно расхохотался. Когти сжались еще сильней, причиняя ощутимую боль, и Эрондейл поморщился. Промеж бравады в нем пробуждался страх — что с ним теперь будет? В руках Лилит он хотя бы знал свое предназначение, каким бы ужасным оно ни было…
Асмодей повелительно махнул лапой, и перед ним разверзся столб пламени. Не дав Джейсу времени даже пикнуть, демон шагнул в огонь, таща за собой парня, и оказался посреди пустыни, где царили холод и ночь. Оттолкнув нефилима в сторонку, Высший равнодушно взирал на него с высоты своего трехметрового роста.
— Я знаю всех моих детей, и вряд ли мне нужны приемные, — хмыкнул он. — Магнус Бейн — мое лучшее творение.
Джейс чуть не споткнулся, с недоверием глядя на Асмодея. Он даже не представлял, что у парня его парабатая такое родство.
— В твоих жилах чистая ангельская кровь, именно она и твое воскрешение из мертвых послужили тому, что Лилит чуть было не устроила хаос во всех Мирах Творца, — недовольно продолжил демон. — Пора это исправить. Ты станешь прежним.
— Так значит, ты любишь Его? — протянул Эрондейл, пытаясь понять, что сам испытывает к тому неопределенному, о ком почти ничего не знал.
— Я — Его дитя, — просветил Асмодей глупого мальчишку.
— Ммм? — с сомнением промычал Джейс. По его невысказанному мнению, демон, даже Высший, никак не вязался с Творцом всего сущего.
Асмодей чуть склонил голову набок. Этот мальчишка совершенно не стоил демонстрации, каковую демон собрался устроить, но есть ли разница? Ведь для преодоления границы Эдома, в любом случае, нужны крылья…
То, что затем увидел Джейс, повергло парня в абсолютный шок и заставило разом онеметь.
Трехметрового гиганта окутало золотистое сияние, слишком светлое и странное, для Мира демонов, и невероятно ослепительное в ночной темноте. Сияние все возрастало и высилось, но исполинская фигура, вышедшая из золотого кокона света, гораздо более высокая, чем до этого, больше не была демонской. На Джейса взирали серебряные глаза огромного Ангела с шестью черными крыльями. Черные как смоль локоны неподвижно облегали лоб и уши, словно ни один порыв ветра не способен был всколыхнуть их гладкую тяжесть. Могучий торс покрывали непроницаемые доспехи, а нижняя часть тела оказалась задрапирована в ткань, словно сотканная из ночной темноты, с захваченными в плен мерцающими звездами.
— Серафим, — нашел в себе силы прошептать Джейс. — Второй Падший*… — и юноша полуобморочно сполз на холодный песок.
Дальнейшее он помнил весьма смутно. Его закутали
