— Клаус Цукеркандль — темная лошадка. Известно, что император ему всецело доверял. Не из благородных. Считался при дворе выскочкой, хитрой и ловкой выскочкой.
— Я спрошу иначе. Цукеркандлю было выгодно убийство императора? Он мог стоять за покушением?
— Скорее нет, чем да. Он ставленник Его Величества. Если бы того убили, то Цукеркандль получил бы пинка под зад, это в лучшем случае. А мог бы и головы лишиться… У матери-императрицы нрав крутой. Так что с императором? Жив он или нет?
— Он ранен, — уклончиво ответил я и задумался. — Покушение подгадали специально под захват Виндена. Если б оно удалось, то вину б свалили на вымышленных винденских заговорщиков, что дало бы формальные основания развязать полномасштабную войну. Но тогда получается, что это было идеей не императора, а того, кто метит на его трон. Знал ли Фердинанд Второй, что его генерал взял на службу колдуна? Знал ли о планах Часового корпуса? Знал ли о том, что корпус пытается построить ту самую Искру, из легенды? Если предположить, что не знал, то он может стать союзником Святого Престола в борьбе с колдовским безумием. Хотя как он мог не знать?!? Куда Цукеркандль мог увезти раненного императора? Понимая, что во дворце небезопасно?
Офицер пожал плечами и задумался. Его конопатая, хитрая и вечно улыбающаяся физиономия осунулась, на лбу пролегли морщинки. А у меня челюсти сводило от голодной слюны. Несчастный, проглоченный впопыхах пирожок казался крошкой, упавшей в бездонный желудок.
— Если б ты, пуши… эмм… если б ты, Кысеныш, все мне рассказал для начала… Например, что задумала твоя мухоморка? Ведь она наверняка…
— Да не знаю я! — тоскливо оборвал я сыскаря. — Ускользнула она от меня. И затеяла свою игру. Дура! Ведь попадется имперцам!
— Это она-то попадется? — искренне удивился офицер. — Да она в этой неразберихе, как рыба в воде себя чувствует. И чем мутней водица, тем ей краше.
Я прикрыл глаза и молчал, пытаясь отогнать от себя дурные мысли. Но страшные образы упорно лезли в голову. Вот Хриз запуталась в толпе, упала на колени, паника… ее топчут и переступают… Или вот безумица, скрученная веревками, яростно шипит и извивается в руках имперского дознавателя… Или вот ее полосует и насилует Олаф Борн… Я до боли сжал кулаки. Офицер похлопал меня по плечу и шепнул доверительно:
— Кысей, да не бери ты дурного в голову… Твоя бледная поганка из любой передряги выкрутится, а вот нам с тобой надо бы затаиться на время и где-то переночевать… В гостинице тебя уже небось ждут, а ко мне красномундирники наведались еще спозаранку. Кстати, есть у меня мыслишка, где могли спрятать императора…
Солнце захлебывалось и тонуло в темных водах Дымная, окутывая набережную вечерним сумраком. Велька за спиной разжег костерок, от которого приятно тянуло теплом и так упоительно вкусно пахло, что желудок сворачивался в тугой узел.
— Фрон, я тут на углях испек… Будете?.. — Велька гордо кивнул на жареную рыбку, разложенную на раскаленных камнях.
Я кивнул, жадно глотая голодную слюну, и сказал:
— У меня тоже есть мыслишка, офицер, где можно спрятать вашу приметную рыжую физиономию.
— С ума сошел?!? — воскликнули они оба, побагровевшая Нишка и ошарашенный Матий.
Переглянулись между собой, и началось.
— Я - порядочная девушка!.. Ноги его в моем доме не будет!..
— Да кому ты нужна, чудовище лысое!
— Оглобля тощая! Пшел вон!
— И пойду!.. Пошли, пушистик! Пока это лысое чудовище нас не сожрало!..
— Ах ты!.. Козел рыжий!.. — полезла она с кулаками.
— Дура бритая! — увернулся офицер.
— Хватит! — рявкнул я, и даже Велька с испуга дернулся. — Заткнитесь оба! Отечество в опасности, а они тут сопли разводят!
Сказал и сам себе поморщился. Удивительно, как благороднейшие слова могут испохабиться в устах лицемерной интриганки. Но отступать было поздно.
— Сейчас не время для обид, поэтому замолчите и слушайте меня. Здесь офицера никто искать не додумается…
— Вот уж точно! Кто к этой вообще сунется в здравом уме!..
— Офицер! Немедленно извинитесь перед госпожой инквизитором!
— Чего? — возмутился Матий.
Велька по моему знаку скрутил ему руку за спиной и встряхнул.
— Немедленно!
— Извини!.. — сквозь зубы процедил тот.
Нишка фыркнула.
— Не нужны мне его!..
— А теперь вы, госпожа Чорек! Извинитесь перед офицером!
— За что это?!?
— За козла. Извиняйтесь. Без его помощи мы не справимся с колдунами. Напомню, что это у вас из-под носа увели мастера Гральфильхе…
— А что я могла сделать? Они старика Альдауэра выкинули из собственного кабинета и…
— Довольно оправданий. Извиняйтесь. А потом мы спокойно сядем и обсудим дальнейшие планы.
— Извини… — буркнула Нишка, глядя мимо офицера и поджав губы.
— Вот и отлично. Есть у меня кое-какие соображения… Кстати, а есть что пожра… в смысле… чем перекусить?
С утра пораньше я рискнул наведаться в особняк Рыбальски, чтобы узнать у Лешуа последние новости. Убийство Рыбальски не давало мне покоя, чувство вины давило на плечи. В особняке застыла какая-то гнетущая тишина, нарушаемая лишь шумом дождя и раскатами грома снаружи. Казалось, дом вымер, не было слышно привычного тихого шуршания слуг, в саду ни души, даже управитель куда-то исчез. Разбежались они что ли все? Меня приняла затянутая в черное Шарлотта. Женщина держалась из последних сил, ее глаза покраснели, лицо осунулось и сделалось похожим на обтянутый кожей череп. От былого светского великолепия осталась лишь гордая осанка.
— Я пришел выразить соболезнования… — начал я и осекся.
Шарлотта поджала дрожащие губы и задрала подбородок вверх, неаристократично шмыгая носом.
— Спасибо, — выдавила она.
И я плюнул на все формальности.
— Фрона Рыбальски, — взял я ее за руку, — скажите, чем я могу помочь? Я слышал, что вашего сына…
— Сигизмунда арестовали!.. — сорвалась она и разрыдалась, некрасиво и горько, как человек, который сдерживал слезы всю жизнь, чтобы выплеснуть все и сразу.
Женские слезы всегда ставили меня в тупик. Я торопливо достал платок и протянул его Шарлотте со словами:
— Уверен, все обойдется. Разберутся, что он не убивал, и отпустят…
— Нет!..
— Что нет? Это он убил? — спросил я и пожалел.
Она накинулась на меня бешеной собакой.
— Это из-за вас!.. Это вы привели в дом бесцветных ублюдков! Одна убила императора, а второй моего мужа!..
Я похолодел.
— А пострадал мой сын! Его не отпустят, пока не найдут мерзавку! Она еще и фамильный камень стащила, вы подумайте, дрянь какая!.. Я же ее приняла!.. Ничего для нее не жалела, чтобы Джеймс мог гордиться этой уродкой на балу!.. Так она нам отплатила!..
Она рыдала и стучала меня костлявым кулаком по груди, поэтому не видела горькой улыбки на моем лице. Я преступно радовался тому, что Хриз в обличье Луки не арестовали, и при этом чувствовал себя подлецом.
