Балкончик опоясывал всю стену замка. Пространство моей темницы поражало размерами, хотя роскошью обстановки не отличалось, скорее, монастырской строгостью во всем, что не касалось книг. Тех было столько, что к концу обхода я испытывала жгучее желание собрать их всех в библиотеке, свалить в кучу и поджечь. Припасы обнаружились в кладовой: несколько кругляков сыра, орехи, сухари, вяленое мясо, бочки с квашеной капустой, мочеными яблоками и солеными огурцами, мед, свежие ягоды. И еще одна записка, в которой деловым тоном сообщалось, что горячее будут подавать раз в день, на ужин. Это уже было интересно. Раз будут подавать, следовательно, в замке есть люди. А это значит, что их можно разговорить, разузнать, обхитрить, сбежать… Не все так плохо. Я жадно рвала зубами мясо, закусывала хрустящими огурцами, запивала все сладкой медовой водой, не чувствуя вкуса, и строила планы. Появилась надежда. Я успею. Должна успеть.
Спальня, библиотека, кладовая, просторная пустая зала с террасой, оплетенной молодым виноградом, крошечная купальня с ледяной горной водой — вот и все мои владения. Ни одно помещение не имело двери, соединяясь между собой лишь балконом, зато все отличались очень высокими потолками. У меня сложилось впечатление, что комнаты вырубили прямо в горной породе, а сам замок нависал над ними где-то наверху, откуда вероятно и будут спускать мне еду. Балкончик закруглялся в узкую винтовую лестницу, ведущую вверх по почти отвесной замковой стене. Там должен быть выход к замку. Я задрала голову, немного поколебалась и взялась за перила. Ветер сдувал меня, словно букашку, но в импровизированном заплечном мешке было заложено несколько томов какого-то замшелого философа древности, из тех, что потяжелее. После пятиминутного восхождения я оказалась на восточной террасе Белого сада. Здесь, словно в насмешку надо мной, расцветали соляные розы пламенеющего оттенка крови. Почему сад Белый? И откуда мне это известно? Я была тут… Была. Притворялась Луиджией. Клятая девчонка! Предательница! Я ее из грязи да в князи, а она!.. Так мне отплатила! Цветочек! Я вам покажу цветочки! С землей сравняю, по ветру развею! Я крушила и громила соляную красоту с мстительным упоением, пока не выдохлась.
Закатное солнце окропило горы багрянцем. Ветер стих, стихла и моя злость. Надо успокоиться и попытаться вспомнить, где выход. Ведь Луиджией я здесь была и ушла на своих двоих, а не улетела через ущелье. Выход должен быть, не замуровали же. Разрушенные мною розы лежали неопрятными кучками на земле, по ним бежала легкая рябь. Я сидела на земле в каком-то усталом отупении и смотрела, как соль шевелится… взбухает… поднимается в воздух… закручивается ветром… свивается в пыльные смерчи. Но ветра же нет… Что за демон? Ужас охватил меня. Соляные кристалы слипались между собой и росли на глазах, кружась в неистовой пляске. Золотистые крылья, длинные и полупрозрачные, вытянутое тельце, лапки, голова с выпученными глазами. Стрекозы. Рой маленьких соляных насекомых безмолвно собирался у меня над головой.
Я бежала, а ветер бил в лицо. Упала и поползла. Рой приближался.
— Нет!!! — заорала я и захлебнулась солью, забившейся в рот, нос и глаза.
Меня окружили и засолили, словно гигантскую рыбу, иссушили до основания и вывесили на ветру. Я каталась и рвала на себе одежду, чувствуя, как крупинки живой соли забираются под кожу, шевелятся и отбирают последние капли крови. В глазах побелело, ветер взвыл и швырнул меня об стену, словно высушенную таранку. Сознание померкло.
Ночное небо раскинулось над головой, сияя звездами. Воздух был таким горьким, что я закашлялась и резко села. Ощупала себя. Помотала головой. Белый сад лежал безмолвным и действительно белым под бледным светом луны. Никаких стрекоз. Что это было? Привиделось или же?.. Все тело чесалось и зудело, исцарапанное, отчаянно хотелось пить. С трудом встав на ноги, я поплелась к лестнице, словно побитая собака, гонимая страхом. Надо искупаться.
Сбросив просоленные одежды, я вошла в ледяную воду и принялась драить себя свернутым одеянием, как мочалкой. Мое отражение в воде никак не ловилось. Вода была неспокойной, возмущаемая струями из желобов в мраморе и неверным светом луны, а потому мое лицо плыло и искажалось, приводя меня в глухое отчаяние. Но что-то еще не давало покоя. Какая-то странность в собственном нагом теле. Тиффано что-то сделал со мной, вот только что он мог, бессильный извращенец?
Рука замерла на груди. Ничего. Храмовой татуировки не было. От неожиданности я потеряла равновесие на скользком мраморе и с головой ушла под воду. Ледяная горечь обожгла легкие. Какого демона! В памяти всплыли слова Тиффано, насмешливые, с оттенком презрительного превосходства. «Если будете хорошо себя вести, обещаю, освобожу вас… от поводка» Ах ты ж кобелина недобитый! Ну погоди, я до тебя доберусь…
Мокрое одеяние липло к ногам, стесняя движение. Холодно, господи, как же холодно!.. Цепенея на ледяном ветру, я добралась до своей конуры, плотно закрыла окна и бросилась к комоду, чтобы найти что-нибудь сухое и переодеться. И тут заметила, что в пасти камина стоит ящик на цепях, обитый жестью, а в нем… Горячий ужин, вернее, уже почти остывший. Очень кстати. Сбросив мокрую тряпку и закутавшись в одеяло, я с жадностью выпила теплый бульон и съела все, что к нему прилагалось, читая обнаруженную в ящике еще одну записочку. «Ночи в замке холодные. В комоде есть шерстяные одеяла в достаточном количестве. Я не хочу, чтобы ты простудилась. Береги себя» Какой заботливый, а? Я хотела проследить, как исчезнет ящик с грязной посудой, но сон сморил меня раньше, чем что-то произошло.
С утра пораньше я исследовала камин, нашла пазы для цепей, но дымоход был таким узким, что лезть туда не рискнула. Еще застряну — вот будет цирк…
— Люба, Любочка, Любаша… — мрачно напевала я про себя,
