— Немедленно все замолчите! — оборвал их лекарь, склоняясь над пациентом.
— Он… умирает? — тихо спросил отец Георг.
— Нет, — в голосе лекаря сквозило радостное удивление. — Кажется, ему лучше…
Его оборвал хриплый кашель, а потом шепот:
— Где Лидия?
Я вздрогнула и больно стукнулась головой о ножку кровати.
— Кысей, мальчик мой, ты пришел в себя…
— Дружище, как же ты нас испугал…
— А ну тихо! — приказал лекарь и понизил голос. — Господин Тиффано, как вы себя чувствуете?
— Она жива?
— Да что ей сделается, — раздраженно ответил за лекаря церковник. — О себе лучше подумай, ты же чуть не погиб…
— Так, хватит. Выйдите все из палаты. Ему нужен покой и отдых…
Я была, как никогда, согласна с лекарем, отчаянно желая, чтобы они все убрались отсюда. Меня безжалостно душил кашель, сдерживаться больше не было никаких сил.
— Отец Георг, не уходите, — прошептал Кысей. — Где Лидия? Я знаю, она здесь… Где она?
— Господи помилуй, откуда ей тут взяться?.. У тебя горячка…
— Да нет, жар у него как раз спал, — ответил лекарь. — Просто удивительно, я признаться уже и не надеялся… Пусть отдохнет, потом поговорите.
Остальные ушли, а лекарь еще какое-то время суетился над Кысеем, расспрашивая о самочувствии. Инквизитор отвечал невпопад, а потом вдруг попросил оставить его в покое. Я облегченно выдохнула и приготовилась ждать, пока он уснет, чтобы незаметно убраться. Но едва за лекарем захлопнулась дверь, как инквизитор прошептал:
— Лидия, я знаю, что вы здесь. Выходите.
Я окаменела, мысли заметались. Откуда он знает? Он не мог меня видеть, он был в горячке. Да это просто бред… И, словно отвечая на мои вопросы, Кысей продолжил:
— Какой же мерзкий грибной привкус во рту… Я знаю, это ваших рук дело… — он зашелся в кашле и прохрипел, — выходите, или я подниму тревогу!..
Пришлось выползать. Я смахнула с головы паутину и уставилась на него со злостью. А Кысей смотрел на меня с горьким удивлением.
— Как вы… осмелились… надеть божьи одеяния? Как посмели… заявиться сюда, опоить меня… этой богопротивной гадостью…
От возмущения я лишилась дара речи, беспомощно застыв на месте.
— Для вас нет ничего святого?.. Подойдите ко мне, — он попытался сесть на кровати, но не преуспел. — Вы оглохли?
Я сделала неуверенный шаг вперед, разрываясь между желанием придушить его или же просто сжать в объятиях. Он выпростал руку из-под одеяла и схватил меня за запястье, а я ужаснулась тому, насколько слаба его хватка.
— Откуда у вас эликсир? — Кысей говорил с трудом, едва шевеля запекшимися губами. Я подавила желание склониться ближе и облизнуть их. — Вы будете говорить?.. Или мне позвать стражу?.. Где вы достали эликсир?.. Кто вам его дал?.. Серый Ангел?
Мне уже удалось взять себя в руки, поэтому я стряхнула его ладонь со своего запястья и ответила зло:
— Да, господин инквизитор, он. У него, знаете ли, странные представления о благородстве. Он вообразил, что непременно должен спасти вашу никчемную жизнь, потому что вы спасли жизнь его любимой женщины. Хотя заметьте, вас об этом никто не просил!
Я отвернулась, задыхаясь от кашля, но была остановлена.
— А ну стоять! Вернитесь, или окажетесь за решеткой!
Я скрипнула зубами и метнулась обратно к его кровати, гневно нависнув над ним:
— Я и так по вашей милости несколько дней гнила в монастыре. Не надо мне угрожать. Я, в отличие от Серого Ангела, не столь великодушна. Мне сейчас ничего не стоит свернуть вам шею, даже пикнуть не успеете…
Я осеклась, когда его пальцы нащупали браслет на моем запястье.
— У него и вправду… странные представления о чести, госпожа Хризл… Хризше… Тьфу, какая дурацкая у вас фамилия… — прошептал Кысей. — Почему же он послал вас… вместо себя? Не осмелился лично… вернуть мне долг? Трусливо подставлять… любимую женщину… Это все, на что способен ваш Ангел?
— Он… несколько занят, — после некоторой заминки нашлась я. — И прекратите теребить его подарок, еще порвете.
Его лицо исказилось гримасой боли, а хватка неожиданно усилилась. Он дернул меня к себе, и я, не удержав равновесие, вынуждена была осесть на кровать.
— Поцелуйте меня.
— Что? — сначала мне показалось, что я ослышалась, а следом и вовсе мелькнула ужасная мысль, что грежу наяву.
— Поцелуйте меня, — повторил Кысей и сощурился от солнечных лучей, разглядывая мое лицо. — Раз уж я спас вам жизнь, то вы тоже можете… отблагодарить меня. Лично, в отличие от вашего трусливого… возлюбленного…
Пока он говорил, у меня промелькнула парочка грязных фантазий… Он ведь не уточнил, куда именно его поцеловать? Но я понимала, что ничем хорошим это не закончится, потому что тогда я уже не смогу остановиться, даже из-за опасности быть застигнутой у его кровати. Поэтому я улыбнулась и хрипло оборвала его:
— Хорошо, — быстро склонилась над ним, проведя ладонью по щеке, и поцеловала в лоб.
— Нет, не так, — возмущенно прошептал Кысей, но я уже добралась до шеи и пережала ему сонную артерию, лишая сознания.
Он умолк на полуслове, а я прижалась щекой к его лицу, не обращая внимания на колючую трехдневную щетину. Какое жуткое наваждение… Почему я никак не могу от него избавиться? Я прильнула к его губам в прощальном поцелуе, убеждая себя, что всего лишь выполняю его просьбу. Но горячая бесчувственность губ была слишком пугающей, и я быстро отпрянула. Пора было уходить.
Не мудрствуя лукаво, я просто вышла через дверь, бросив стражникам, что сделала раненому перевязку, и что теперь он спит. Все-таки удивительно, насколько люди ограничены в восприятии действительности. Настороженно принимать всех, кто пытается войти к нему в палату, но даже не усомниться в праве того, кто из нее выходит…
Затылок безжалостно ныл. Я упрямо стиснула зубы и продолжила собирать вещи. Антон стоял у меня над душой и пытался отговорить.
— Хриз, вот ответь, зачем тебе уезжать? Только все стало налаживаться, как тебе непременно надо сорваться с места и…
— Что именно налаживается? Ты забыл, где я была еще вчера? Как только этому засранцу станет лучше, он не преминет упечь меня обратно в монастырь! Где мой корсет?
— Да с чего ты взяла? Инквизитор не станет… Господи, Хриз, он же за тебя беспокоится, ты ему тоже небезразлична…
— О да! — я раздраженно отодвинула брата в сторону и стала яростно копаться в ящиках комода. — Конечно, он беспокоится. Из самых лучших побуждений он запрет меня в монастыре, во имя спасения моей души! Где книга?
— Хриз, просто поговори с ним, выясни отношения…
— Антон, не раздражай меня
