— Успокойся брат, ты скоро на фронт уезжаешь, вот там на фрицах и оторвёшься.
— Я то уеду, но знать, что какая-то гнида в тылу жирует, а ты за неё кровь проливаешь… — После сочной матерной тирады, Филатов немного остыл.
— Ладно, Серёга, не горячись. Найдётся управа и на этого говнюка, дай только срок. — Когда я это говорил, я и сам не знал, что этот «срок» подойдёт так быстро.
Как-то вечером я собирался на очередное свидание и пребывал в отличном настроении, тем более Ананидзе, высосав свою обычную дозу, стакан сивухи, куда-то свалил. Кореша тоже были в отлучке, прощались со своими подругами. Вроде всё было хорошо, но где-то в глубине сознания, засела мысль, что всё время хорошо быть не может, и писец может подкрасться незаметно и в любой момент. Да и чуйка вещала о чём-то нехорошем. Поэтому на наше место встречи я пришёл задолго до назначенного времени. Своих отношений мы не афишировали, но шила в мешке не утаишь, и как выражался папаша Мюллер — «что знают двое, знает свинья». Так что про наш роман знали не только все наши хорошие знакомые, что мои кореша, что Олины сослуживцы и подруги, но практически все в медсанбате, кто знал «докторшу». На свидания любимая никогда не опаздывала, а приходила или вовремя, или чуть раньше поэтому, немного подождав, я пошёл по знакомому маршруту в сторону её места проживания. Наступили уже вечерние сумерки, никаких фонарей естественно не было и в помине, и дорогу мне подсвечивала только луна. Немного не доходя до хаты, я услышал сдавленный стон и пыхтение, раздававшееся из сарая, стоящего поблизости. Там точно кто-то находился, и отнюдь не корова, так как «они не летают». Ольги нигде не было видно, зато чуйка зазвенела в груди корабельной рындой. Фонарик я с собой взял, так что узнать того, кто сейчас в сарае я мог, и если там всё нормально, то я просто извинюсь и скажу что хотел разыграть знакомых. Кайф, конечно, кому-то обломаю, но тут уж как говорится, лучше перебдеть, чем недобдеть, и пусть лучше я попаду в глупое положение, чем случится непоправимое.
Я подкрался к дощатой двери и легонько толкнул её. Видимо подпёртая изнутри дверь, подалась только на несколько сантиметров и во что-то упёрлась. Но нет такой преграды, которую не преодолели бы большевики. Поэтому, определив по звукам доносившейся из сарая возни, где находится «нофелет», со всей «силушки богатырской», ударяю по хлипкой на вид двери ногой. Направляю луч включенного фонарика, на шевелящиеся на земляном полу фигуры, крича при этом.
— Хенде хох!!!
— Нихт шиссен! — Почему-то слышу я ответ на немецком языке и различаю, в кажущемся ярким свете, лоснящуюся от пота красную ряху Ананидзе, а вот под ним…
Я ещё не успеваю додумать мысль, как моя нога, обутая в кирзовый сапог, уже летит в эту морду, и с хлюпающим звуком встречается с ней. И откуда только взялось столько силы, потому что хватаю за воротник и как пушинку сбрасываю с девушки неслабую такую свиную тушу, а дальше планка у меня падает окончательно, и я практически ничего не помню. Очнулся я только от Ольгиного крика, сидя на теле урода и втрамбовывая его голову в землю, нанося удары как с правой, так и с левой руки.
— Коля, Коленька, успокойся! — Кричала мне в самое ухо она и трясла сзади за воротник гимнастёрки. Я поднял, валяющийся неподалёку фонарик, и встал на ноги, ещё толком ничего не соображая.
— Быстро уходи отсюда, тебя здесь не было. — Твёрдым голосом говорит мне она.
— А как же ты? — Её взгляду, позавидовал бы любой следак из НКВД, а стальная уверенность в голосе заставила меня подчиниться без лишних слов.
— Я, сказала, быстро!!! — Прошипела Оля. Не теряя ни секунды времени, выскальзываю из сараюшки и «огородами» ухожу из деревни. Также «огородами» возвращаюсь к своей хате, уже с другой стороны и, поднявшись на крыльцо, вхожу внутрь.
— Ну, наконец-то, — поднимается из-за накрытого стола, улыбающийся Серёга, но увидев меня, так и замирает со стаканом в руке.
— Что случилось? Николай. — Сразу становится серьёзным он. За столом сидели все свои, поэтому без затей отвечаю.
— Я походу этого, гада, на тот свет спровадил. — Практически сразу поняв, про кого идёт речь, Серёга только спросил.
— А на кой?
— Он Ольгу изнасиловал.
— Где?
— Там, в сарае. — Махнул я рукой, в нужном направлении.
— Ясно. — Мне сразу наливают полный стакан самогона, который я выпиваю, не чувствуя ни вкуса ни запаха. А старший сержант Филатов начинает отдавать распоряжения.
— Петрович, ты форму на него найдёшь? Но не новую, а б/у.
— Найду, не вопрос, — отвечает старшина.
— Тогда «героя» раздеть, напоить и никуда не выпускать. Это на тебе Федя. А я пойду, разведаю, что там и как. Мне помогают раздеться до исподнего и, забрав мою форму, предварительно выложив всё из карманов, Стёпа уходит, а за ним и Серёга. Федя же, исполняя обязанности сиделки, наливает мне полстакана и заставляет выпить. Но пока ничего непонятно, я отказываюсь, потому что для принятия нужного решения, голова должна быть трезвой и соображать. Прятаться за женской спиной, было как-то не по-мужски, но и идти на заклание как баран, тоже не хотелось. Филатов вернулся минут через десять и расставил всё по местам.
— Этот, гад, оказался живучим, но морду ты ему начистил капитально, да и без сознания он, так что сотрясение тоже есть. Он точно тебя не узнает?
— Я сначала ослепил его светом фонарика, а потом кричал по-немецки, ну а вырубил я его практически сразу.
— Тогда уже лучше, потому что твоя утверждает, что её кто-то ударил сзади по голове, когда она шла по улице, а очнулась она только в сарае и сразу начала звать на помощь.
— Успокойся — упреждает он мой вопрос, — с Ольгой Анатольевной вроде как ничего страшного не произошло, так парочка синяков и шишка на голове, ну может быть небольшое сотрясение, вовремя ты успел.
— Основная версия, это нападение фашистских диверсантов, так что этому, гаду, может и орден ещё дадут, так что про свои выкрутасы он будет молчать. Тем более поползли слухи, что кто-то слышал немецкую речь и видел, уходящие в сторону леса тени. — Хитро
