Утром я предстал перед врачебной комиссией, «скрипящий» от чистоты, в отглаженной форме и благоухающий одеколоном. Меня всё-таки выписали, правда, с ограничениями по службе, до полного выздоровления. Документы должны были подготовить только к завтрашнему дню, ну а на сегодня я был свободен как ветер. Посылку с трофеями нам передали, правда, перед самой выпиской моих «собутыльников», поэтому кореша, выбрав подарки своим подружайкам, практически всё движимое имущество оставили мне. Так что Ольга уехала в тыл не только со своим невеликим имуществом, а ещё и с полным вещмешком всяких дефицитных по нынешним временам, казалось бы простых вещей. Правда для этого пришлось произвести обмен трофейных товаров на отечественные, задействовав как Петровича, так и старого Лейбу, но в результате внакладе никто не остался. И если со старшиной мы меняли, мыло на мыло, и шило на шило, то старому еврею я втюхал всю ненужную мелочёвку, начиная от презервативов и заканчивая порошком от вшей, в общем всё, что попадалось в солдатских трофейных ранцах. А так как я цену особо не ломил, так как для меня это была халява, но для приличия поторговался, доставив радость хитрому «жиду», то и разошлись мы краями, довольные друг другом. Мишаня не поскупился, и кроме нашей заявки насчёт пистолетных патронов, видимо добавил кое-что ещё, да и Серёгины сослуживцы тоже в меру своей фантазии дополнили посылку так, что вещмешок чуть ли по швам не лопался, когда его нам привезли. Ну и Серёга с Фёдором, также почистили свои сидора, оставив всё лишнее, с собой увозили только домашнюю снедь, обмененную у местных жителей на трофеи.
Вот и сейчас, оставив себе только два полных магазина, все остальные найденные патроны ссыпал в полотняный мешочек и, прихватив немецкий штык-нож, пошёл порадовать друга.
— Поздравь меня, Стёпа. Завтра уезжаю.
— А что, у нас не понравилось?
— Понравилось. Только кто же вместо меня воевать будет?
— Ну, дык у тебя же вроде рука ещё толком не зажила?
— Заживёт. Тем более в нашем командирском деле рука не главное.
— А что главное?
— Главное это хвост. Ну и голова.
— Ну а причём тут хвост?
— Да это я так, для рифмы. Вот принёс тебе, наскрёб по сусекам. — Достаю я из кармана мешочек с патронами. — А это тебе консервы распечатывать. — Снимаю с ремня трофейный штык-нож.
— Вот спасибо Микола, так вы же уже мне боеприпасу отсыпали.
— Ты же сам знаешь, патронов много не бывает.
— Эт точно. Тогда это тебе. — Протягивает он мне новый наган, достав его из ящика, стоящего на одной из полок.
— Спасибо, Петрович. Удружил. Только вот где ты его взял? Он же наверное за кем то числится?
— Ну, тому, чей этот наган был, он уже не понадобится. А в нашем медсанбате этот револьвер точно не числится. Тем более все уже в курсе, что его немецкие парашютисты забрали. А номерок я подправил, так что ты глазами-то на меня не сверкай. — Уже тише добавляет старшина. — Всё-таки как не крути, это твой трофей получается.
— Тогда ладно. А я уж было подумал…
— Раньше надо было думать. Что это за диверсанты, которые оружие пленному оставляют? Если у докторши ничего с собой не было, так с неё и взятки гладки, а этот-то при всём параде был, видимо револьвером он её и оглушил. — Уже другим тоном добавляет Петрович. — Да и не её одну, как выясняется. Призналась тут одна санитарка, что тоже побывала в этом же сарае. Правда её он запугал. Сказал, что без свидетелей ей никто не поверит, а за клевету на командира Красной армии, могут и расстрелять. Тем более сама дала если что. В общем, Микола, ты молодец! Я бы наверное не решился, всё-таки свой, хоть и сволочь.
— А может выкинуть? И все концы в воду.
— Я те выкину! Ишь какой выкидывальщик нашёлся. Война идёт, а он годными стволами будет разбрасываться. Оружие-то тут при чём? Но раз ты отсюда уезжаешь, то и улику с собой прихвати, нам тут лишние проблемы тоже не нужны, тем более на днях особисты из армии нагрянут.
— Ладно, повоюем. — Не глядя убираю я наган в карман галифе.
— Вот и повоюй, револьвертик-то новый совсем, сорокового года выпуска, ствол не стрелянный почти, ну а я его почистил и смазал. — Да, удивил меня сегодня Петрович. Но он вовремя подсуетился, умыкнул револьвер, да и не он один. Если бы не друзья, сидел бы я сейчас в кутузке и ждал суда. Да и Ольге бы не поздоровилось. Кинулась бы меня выгораживать и писец, могли бы припаять убийство по предварительному сговору, типа одна заманила, а второй убил командира Красной армии. Так что высшая мера социальной защиты, мне была гарантирована, а скорее всего и не только мне.
До сегодняшнего дня никаких рефлексий типа, тварь я дрожащая или право имею, я не испытывал. Ну, убил и убил, одной сволочью меньше будет, не он первый, не он последний. Тем более у меня уже имелось личное кладбище врагов, но убивая фашистов, я выполнял свою работу, а если точнее долг и обязанность солдата, а тут свой, советский человек, хотя имея таких своих, и врагов не надо. Примерно так я и рассудил, постаравшись выкинуть это всё из головы. А вот сегодня я испугался. Нет, не за себя. Дожить до конца войны, в такой бойне, да ещё на передке, было нереально. А вот Ольга, если бы на неё надавили по настоящему, и стали бы колоть, могла и не выдержать. Хорошо хоть, что когда
