Когда я заканчивал с водой, в машину забрался грязный Пайк. Он вытащил салфетки из «бардачка», снял темные очки и тщательно их протер. За последние несколько недель я в первый раз видел глаза Пайка — и успел забыть, какие они голубые. Интенсивность цвета поражала — он даже казался искусственным. Приведя очки в порядок, Пайк сказал:
— Мальчика в лимузине нет. За рулем сидит какой-то придурок, сзади два мордоворота. Один похож на твоего Эскимоса.
Эллен начала дрожать. Ее лицо покраснело, глаза наполнились слезами. Но теперь ее переполняла не боль, а гнев. Я сильно сжал ее руку и сказал:
— Он жив. Они не станут его убивать — у них нет гарантии, что они сегодня получат кокаин. Если мы не отдадим им наркотик, а они убьют ребенка, они останутся ни с чем. Так что они не станут его трогать, понимаешь?
Она молча кивнула.
— Есть идеи? — сказал Пайк.
— Да, — ответил я. — Владелец синей «новы» Санчес устроился в рощице, за туалетом.
Пайк кивнул.
— Я лучше тебя умею передвигаться по дикой местности. И добывать информацию у тех, кто не желает ею поделиться.
— По лесу, Джо. В Америке дикую местность называют лесом.
Пайк положил винтовку на сиденье и вновь вылез наружу. Я вытащил из-под плаща «дэн-вессон» и вручил его Эллен.
— Мы должны скоро вернуться. Если через двадцать минут нас не будет или если ты увидишь, что здесь становится жарко, уезжай. Если потребуется, стреляй. И сразу же отправляйся в полицейский участок, где работает Пойтрас.
Она посмотрела на пистолет, который держала в руке.
— Ты в порядке? — спросил я.
Она кивнула.
— Да. Да, я в порядке.
Дождь оставил глубокие канавки на склоне холма, и земля стала предательски скользкой. Я терял равновесие чаще, чем Пайк, но шум дождя маскировал все звуки. Сухие листья напитались влагой и перестали шуршать. Упавшие ветки и сучья сгибались, но не ломались. Высокая влажная трава легко расступалась перед нами. Мы спустились в низину, где стояли столики для пикников, а потом начали взбираться вверх по пологому склону, стараясь прятаться за дубами, оливами и вязами. Пайк двигался, точно существо из другого столетия, словно средневековый туман, стелющийся над землей и меж деревьев без малейших усилий и шума. Джаббервок.[47] Когда мы уже приближались к вершине, к туннелю подъехала патрульная машина и свернула на дорогу, ведущую в обсерваторию.
Когда мы увидели Санчеса, устроившегося на бумажном пакете под оливой, шестьюдесятью ярдами ниже, оказалось, что он не один. Заметно опередивший меня Пайк поднял руку и показал на них. Я кивнул. Вместе с Санчесом сидел невысокий коренастый человек с носом, похожим на клюв, и лицом, покрытым оспинами. Он что-то негромко говорил Санчесу, который коротко ему отвечал. У ног коренастого человека лежало двенадцатизарядное помповое ружье.
Я поймал взгляд Пайка и показал ему кулак. Он кивнул. Мы стали ждать. Через несколько минут мимо проехала патрульная машина и скрылась на шоссе. Пайк посмотрел на меня. Я вытащил «беретту» и кивнул.
Мы разделились и стали спускаться вниз между деревьями, пока не оказались с противоположных сторон от Санчеса и его напарника. Затем я отделился от дерева, сделал несколько быстрых шагов вперед и показал им пистолет.
Санчес выпучил глаза, пробормотал что-то неразборчивое, но остался стоять на месте. Его напарник перекатился в сторону, намереваясь поднять ружье. Он даже успел довольно громко вскрикнуть.
Пайк схватил его сзади за шею, резко рванул на себя, вонзил десантный нож в основание черепа и тут же медленно повернул его. Раздался тихий хлопок, словно кто-то сломал пустую ореховую скорлупу, наступив на нее ногой. Тело напарника Санчеса затрепетало и стало оседать на землю, но он уже больше не пытался кричать или поднять ружье. Пайк аккуратно опустил его на траву и придавил коленом, чтобы сдержать судороги. Одновременно опорожнились его мочевой пузырь и желудок. По телевизору вы видите, как человека ударяют ножом или в него стреляют и он замертво падает на землю. В реальном мире смерть приходит далеко не сразу и довольно плохо пахнет. Санчес молча уставился на своего друга. Пайк смотрел на Санчеса, но блестящие линзы очков не позволяли разглядеть его глаза. Я коснулся Санчеса дулом пистолета, а когда он посмотрел на меня, приложил палец к губам. Его лицо стало белее муки, и он кивнул.
Когда Пайк вытаскивал нож, раздался влажный звук.
— Если ты солжешь мне, он поступит с тобой так же. Ты говоришь по-английски?
Санчес ответил, не сводя глаз с Пайка.
— Si. Да.
— Дюран намерен привезти мальчика, чтобы осуществить обмен?
Санчес покачал головой, наблюдая, как Пайк вытирает нож о рубашку его приятеля.
— Где они держат мальчика?
— Я не знаю.
Я приставил ствол «беретты» к его левой щеке. Санчес вздрогнул, переводя взгляд с меня на Пайка.
— Я не знаю. Они держали его возле Силверлейка, но утром увезли. Я не знаю куда.
Пайк обвел рукой окружающее пространство.
— А кто из парней может знать?
— Только если один из них отвозил мальчика. Или слышал. Я не знаю.
— Эскимос должен знать, — заметил я.
Санчес кивнул.
— Да, Лука.
— Он в лимузине? — осведомился Пайк.
Санчес снова кивнул. Пайк посмотрел на меня.
— Если мы попытаемся взять Луку, по-тихому у нас не получится. Придется повозиться с другими парнями.
— Дюран наверняка знает, — заметил я.
Уголок рта Пайка дернулся.
Я чуть сильнее прижал дуло пистолета к щеке Санчеса.
— Дюран дома?
Он кивнул. Я посмотрел на Пайка.
— Все его люди здесь.
Пайк повернулся в сторону затянутых туманом деревьев. Уже почти десять. Очень скоро эти придурки сообразят, что мы не придем. И тогда они отправятся домой. У нас не слишком много времени.
Я переместил ствол так, что он стал касаться кончика носа Санчеса.
— Сколько человек осталось в доме?
Санчес покачал головой.
— У патрона гости. Очень важные люди. — Пот у него на лбу мешался с дождем.
— Если у него гости, — заметил я, — он не захочет, чтобы кто-то непрошеный ввалился в его гостиную. Сюда приехало двенадцать человек. Сколько солдат он может собрать?
Рот Пайка вновь дрогнул.
— Кажется, я уже слышал нечто похожее про Вьетконг.
Мы стали втроем подниматься вверх по склону. К тому моменту, когда мы добрались до джипа, моросящий дождик превратился в ливень — тяжелые капли ударяли по голове, при этом раздавался звук, который показался мне похожим на стук копыт быков, бегущих по влажной от крови земле.