Но мастеровые, что ходили по пандусам сверху, указывали босым, худо одетым, усталым поденщикам в кожаных фартуках, куда кидать опилки, золу, щепу и листья, похоже ничуть не смущались ни смрада, который чувствовался здесь особенно резко, ни звуков, исходящих из недр этих длинных, обветренных кирпичных строений.
У одного из корпусов ворота были открыты. Через них входили и выходили люди. Там работали, тяжело ударяли по колодам топорами мясники. Грузчики вывозили на тачках огромные и бесформенные куски какой-то непонятной жирной, сочащейся желтой сукровицей плоти, везли ее к коптильням и в колбасный цех. Заглянув в ворота, детектив содрогнулся от омерзения. Весь барак был плотно набит шевелящимися, огромными и толстыми, грязными желто-розовыми тушами — не то червями, не то слизнями. Мясники без всякого смущения ловко поддевали их жирные, лоснящиеся бока вилами, прямо так, живыми, рубили их топорами с широкими острыми лезвиями на куски. Подхватывали, перекидывали обрубки в тележки.
Замечая подъехавших вооруженных людей, работники поднимали на них усталые, изможденные лица. Многозначительно кивали на знамена Тальпасто с черными крестами и вымпелы драгун Гирты. По одному по двое, а иногда и сразу всей бригадой, придумывая какой-нибудь предлог, откладывали инструменты, отходили подальше от непрошеных гостей.
Вместо них перед бараками начали собираться уже поднятые по тревоге солдаты гарнизона, охраняющего производство и фермы. С глухим бряцанием, поводя плечами, проверяя, удобно ли сидит броня, грубо переговариваясь, кивая на драгун, встали широким плотным полукольцом, перегораживая дорогу верховым. В сопровождении лейтенантов приехал начальник гарнизона, тоже облаченный в полный латный доспех.
— Герман! — приветствовал он капитана ночной стражи, откинулся в седле, поудобнее перетягивая ремень портупеи на груди — что у вас там за беда в Гирте?
— Бархольм. Смена караула — похлопывая плеткой по черной перчатке, кивнул, бросил ему капитан Глотте с мрачной насмешкой — сейчас вы возьмете своих парней, оставите нам оружие и исчезнете в сторону противоположную Полигону, или замку Ринья. Все до единого. Приказ сэра Вильмонта.
Начальник охраны производства склонил голову набок, прищурился на графа Пильге и его рыцарей, еще больше скривился, как будто бы ему плюнули в горжет, коротко мотнул головой своим лейтенантам, наверное давая сигнал, чтобы прикрыли его отступление. Он уже ударил пятками коня, и хотел было дать в галоп к своим людям, но кто-то из драгун оказался быстрее: громыхнул арбалет и герцог Бархольм Горчет, наперсник и вассал герцога Георга Ринья, маршала Гирты, владельца скотобоен и мясоферм, вскинув к горжету закованные в сталь руки, содрогаясь от боли всем телом, откинулся в седле. Стрела попала ему точно под козырек шлема.
— В клинок! Христос Воскрес! — выхватив из ножен меч, грозно закричал граф Пильге, и драгуны и рыцари, опустив копья и изготовив к бою мечи, ринулись в наступление. Одному лейтенанту, что оказался на их пути, ударили топором в лицо, второго сбросили с коня пикой. Заревели рожки, загремели копыта: ночные стражники и рыцари графа Тальпасто помчались на солдат герцога Ринья и вдоль бараков, стреляя, топча конями и рубя без разбору всех, кто попадался на пути.
Вертура, лейтенант Турко и Фанкиль тоже направились за ними, но им уже никого не досталось, все случилось слишком быстро. Дружинники Ринья свалили нескольких первых всадников, но это не остановило атаки кавалерии, вмиг разбившей их тонкую пешую линию. Два десятка человек сбились в ощетинившуюся остриями и лезвиями кучу у стены, но на них с разгону налетел какой-то рыцарь, чей конь тут же получил смертельную рану и, навалившись на них, разбил построение. Следом тут же набросились драгуны, опрокинули и рассеяли тех, кто остался на ногах. Настигли и перебили пытающихся спастись бегством.
Видя, что основной отряд разбит, те, у кого еще были силы бежать, дружинники и работники Ринья в ужасе мчались прочь, падали рядом со стенами, прыгали в окна, прятались в канавы и под пандусы домов, убегали в лес. На дозорной башне над казармами, длинным, крашеным серой известкой зданием с почерневшей от времени черепичной крышей, на деревянную площадку выбежал охранник с автоматическим карабином, выстрелил несколько раз, но сразу две стрелы пронзили его в ногу и в шею. Из окошек здания в ответ тоже полетели стрелы, глухо загремели плечи арбалетов. Стражники, что отдыхая после ночной смены еще не успели собраться по тревоге на общее построение, бросали доспехи, хватались за луки и мечи. Спешно закладывали ставнями окна, готовились к обороне. Драгуны спешивались, бегали вокруг дома, кололи в бойницы мечами и копьями, ломали топорами двери.
Фанкиль и лейтенант Турко вернулись к дилижансу.
— Инга! — приказал Фанкиль. Та была уже у задней откидной стены кареты, открыла ее и передала им знакомые детективу бутылки с зажигательной смесью.
— Выходите! Последний раз говорю! Не тронем, пощадим! — хрипло прокричал осажденным, капитан Глотте, делая жест своим людям отойти.
— А ну! — крикнули ему, показали в дверь неприличный жест.
— Жги их! — махнул рукой, приказал он Фанкилю, Вертуре и лейтенанту Турко, что держали наготове в руках по бутылке. Инга же засветила и уже протягивала им плюющийся раскаленной селитрой, намотанный на правое плечо, как аксельбант аркебузира фитиль. Вертуре она подпалила заряд первому и он, держа его на вытянутой от страха руке, стараясь не зажмуриться от ужаса убьют ли, оступится ли конь, прогорит ли до броска тряпка, которой была заткнута бутыль, погнал коня вдоль фасада казарм, спешно ища, куда ее можно закинуть. Не зная, попадет ли от дрожи и возбуждения в окно или нет, он зашвырнул ее наугад в заложенное ставнями окно и стену. Шарахнулся от нетерпимо мощной и яркой вспышки: на этот раз в емкости оказался не керосин, а какая-то новая, более горячая зажигательная смесь, что полыхнула так,
