— Поехали кататься — с явным усилием преодолевая тяготящие его усталость и раздражение, только и сказал он ей, как можно более ласково и веско — возьмем Звездопада, поедем в замок Модеста, правда это та еще руина…
Секунду герцогиня молчала. Ее взгляд стал страшным и бешеным, наверное она была готова схватить меч и ударить им маркиза за его дерзость предлагать ей, без пяти минут бывшей владычице Гирты, напиться в какой-то лесной халупе, или еще какие похожие глупые вещи, но несколько секунд и, как это всегда бывает в таком состоянии, напряжение ушло. Принцесса закрыла глаза и опустила голову.
— Поехали лучше на Остров — плотно зажмурившись и снова открыв глаза, ответила она — туда можно только на лодке или ипсомобиле. Позвони Августу, скажи ему, я прикажу собрать вещи.
Маркиз молча кивнул ей и вышел.
В салоне ипсомобиля было темно. Приятно и несильно пахло каким-то ароматным химическим реагентом, яркий свет фар выхватывал из дождливой темноты углы, окна домов и черные стены. Принцесса Вероника, прикрыв глаза, сидела откинувшись в кресле водителя. Борис Дорс закурил. Повинуясь мысленному приказу принцессы, машина осторожно прошла по улицам Гирты и, выйдя на Рыночную площадь, миновав крутой склон у причалов, опасно ткнувшись носом вперед, с брызгами врезалась в волны Керны, встала на них и помчалась в сторону залива.
В салоне тихо заиграла музыка. Приятный женский голос тихо сообщил о погоде, о радиационной и абскуративной обстановке, которая была без изменений. От имени станции широкополосного вещания Трамонты Один, пожелал всем, кто на контакте, хорошего вечера. Снова началась музыкальная композиция, спокойный классический, пересыпанный легкой дробью барабанов, мотив. Фары погасли, в салоне стало совсем темно. Переваливаясь через валы, не касаясь их, только изредка срывая с них гребешки своими короткими крыльями, экипаж бесшумно летел над черной беспокойной ночной водой, уходя в открытое море к юго-западу от Гирты.
— Полторы тысячи лет назад они дали нам жизнь потому что вычислили, что без Бога их существование абсолютно бессмысленно — сказала принцесса сокрушенно и тихо — мы их служение перед Ним в надежде на то, что Они тоже наследуют Царствие Небесное. Они могли бы дать нам все, сделать все за нас, но мы должны сами. Они могли бы сделать нас совершенными, идеальными и бессмертными, подобными себе, но не сделали, потому что только в горе мы становимся сильней, как железо, которое переплавляют в огне. Они могут покрыть всю землю стабилизаторами, могут сделать так, чтобы не было ни нуждающихся, ни больных. Но так уже было и что из этого вышло… Только в крови и слезах закаляется вера, только в поте лица мы обязаны зарабатывать свой хлеб… Это страшно и печально, но так устроены наши сердца, так работают наши души и этого нельзя изменить. Бог создал нас как звезды что либо тихо горят и гаснут с рассветом, либо летят к земле сгорают, отдают ночному небу свой свет. Как сучья, которые бросают в огонь, чтобы стало теплей. Как листья на штормовом ветру. Это остров Августа. Они с Марией иногда бывают здесь. Не берут ни слуг, ни оруженосцев, приезжают одни. Он дал мне ключи от дома, сказал, что я могу приехать сюда когда захочу, в любое время.
Волны и ветер стали невыносимы. Наверное, сейчас принцесса и маркиз были далеко в открытом море, но вот ипсомобиль выехал на какой-то пологий и темный берег и остановился перед небольшим домом в два этажа неподалеку от воды. Первый этаж был бетонным, второй сложенным из деревянного бруса. Внизу была большая железная дверь, которую маркиз с трудом смог открыть. Принцесса завела машину внутрь и пошла наверх. Борис Дорс закрыл двери, запер их изнутри и, взяв сумки, пошел за ней.
Через некоторое время в большой печи с коваными решетками и боками из прозрачного стекла, как в огромном, украшенном диковинными металлическими узорами фонаре, жарко горел огонь. Тяжелый ночной ливень бил в просторное, глядящее на запад, окно за которым стояло непроглядное беззвездное небо. Штормовой морской ветер порывами разбивался о стены, бесконечно шелестел кронами скрипящих под его нещадными ударами деревьев.
В комнате было прохладно, но от печи разливался жар, отдающий ароматами дыма и горелой сосновой смолы. На столе стояла бутылка с разведенным яблочным вареньем самогонным спиртом, рядом на подносе ждали утра остатки недовведенного ужина: с непривычки работать травмированной рукой, неаккуратно нарезанные герцогиней бутерброды с мясом, зеленью, луком, майонезом и сыром.
Принцесса Вероника лежала на просторной кровати. Выгнув спину, навалившись всем весом на маркиза, смотрела в огонь, пляшущий за стеклом в прозрачной печи, слушала шум непогоды и шипение волн за стенами. Борис Дорс обнимал ее, чесал ей пальцами ребра, терся подбородком о ее затылок. Ей нравились его неуклюжие, грубоватые ласки. Вытягивая ноги и руки, зажмурив глаза, она нежилась в его объятиях, наслаждалась ими.
— Я психопатка? — спросила она внезапно.
— Да — без колебания ответил ей маркиз.
— Тогда почему ты со мной?
— Потому что ты мое служение, как и вся Гирта, мой тяжелый и скорбный крест — ответил он ей — но я счастлив, что доверили его именно мне.
Она зажмурилась и улыбнулась его ответу.
Она проспала все утро и половину дня. Ее разбудили звонкие удары топора во дворе, плеск волн о камни и все такой же крепкий, терзающий деревья и кусты за окном штормовой ветер.
Кутаясь в серый плащ с меховым воротником из серой куницы, она босиком вышла на двор. Поджимая ноги, дрожа от холодной и мокрой росы, прошла по серой, колючей траве. Борис Дорс в одной рубахе, башмаках и штанах размахивая валочным топором на длинной рукоятке, раскалывал на поленья для печки ствол поваленной ветром могучей сосны.
— Будут дрова — сказал он принцессе вместо приветствия, утирая взмокший лоб тыльной стороной руки. Сосна поддавалась тяжело, но маркиз был привычен к такой работе и ничуть не смущался этого — как-то мы с Модестом пилили у него дрова… Приехали, зима, холодно, а топить нечем.
Принцесса заулыбалась его словам, прошла мимо, дошла до черных камней, за которым начиналось холодное море, простиралось на много тысяч километров бескрайней и бездонной гладью свинцово-серой студеной воды.
Там, на берегу, она сидела на камне, поджав ногу, смотрела на пасмурный горизонт и длинные густые и темные облака над ним. Ветер трепал ее волосы и длиннополые одежды, ледяные, обжигающие холодом волны, касались ее босых ног. Борис Дорс подошел к ней, со звоном опустил взятый по привычке всегда носить с собой оружие или инструмент топор на гранит.
