Вечером, выполнив поклоны, они сидели у жарко растопленной печки, пили чай, смотрели в огонь. Стояла ясная и звездная сентябрьская ночь. За окном снова дул ветер.
— Плевать мне, что какой-то дурень пишет, что там ничего нет! — внезапно раздраженно заявила Мариса, вспомнив их недавний разговор на мосту — не хочу я так жить и не буду. Да пошли они все!
— Да, есть вещи, о которых лучше не думать и не говорить — кивнул, согласился Вертура, подходя к окну и глядя через него в ветреное ночное небо. Приоткрыл раму. Свежий и холодный ветер ворвался в комнату, ароматной ночной сыростью, запахом мокрой травы и опавших листьев, разогнал душную гарь печки. Где-то в саду у дома графа Прицци мерно ухала какая-то ночная птица. Ее гулкий и низкий голос отчетливо слышался в комнате, пробиваясь через шелест листвы, глухой и тревожный звон флюгера на крыше дома напротив и шум ветвей.
— Какая разница? Для нас же это настоящие звезды и ветер. И деревья, и дома и все вокруг — прислушиваясь к звукам непогоды снаружи, за окном, тихо, но твердо, сказал детектив — математически может все действительно по-другому, но, к счастью, мы этого не видим. Как под кожей не видим собственных органов, крови и костей, как скрываем мерзость наготы под одеждой, как без микроскопа не видим копошения бактерий и червей. Бог создал так, а не иначе, и в этом его милость.
* * *На следующий день, вернувшись из храма, детектив взял приборы и документы и они с Марисой поехали в Сорну — пригород на северо-западном берегу залива, отстоящий на несколько километров и северных ворот Гирты. Весь день вместе с двумя жандармами и полицейским приставом ходили по рыбацким развалам, рынкам и пирсам, проверяли улов, смотрели на диск дозиметра. В процессе проверок сильных превышений радиационного фона не выявили. Ездили на берег, на пляж, к северо-западу от Сорны, где и обнаружили все также лежащих на берегу длинных уродливых рыб с огромными телескопическими глазами и щупальцами, которых, по письменному распоряжению из полиции Гирты, смотрители уже сгребли в зловонные, омерзительные кучи. Намотав на лица повязки из плотной шерсти, стояли под скалами на берегу, в отдалении от большой ямы, смотрели, как рабочие сжигают их.
— Как прогорит, завалите камнями и закопайте могильник — объяснил мрачным, синим от морского ветра и бессонницы морякам из портовой инспекции Вертура. Как сказал Фанкиль, проще сжечь в яме и закопать, чем потом грести радиоактивную золу и трясти ей по всему берегу. Напоследок детектив раздал морякам и приставам таблетки с йодом, составил акт о происшествии, зашел к коменданту за печатью и подписью на документы. Когда закончил с ними, вернулся к Марисе, что, пока он заполнял бумаги, прогуливалась в парке при администрации пригорода, любовалась гранитными скалами и кленами, сказал что можно возвращаться в Гирту.
— Наверное, у них там под водой какой-то рыбный мор — глядя в отчет, который привез Вертура, заключил Фанкиль — вот и всплыли. Завтра надо съездить в Тальпасто, может у них там тоже по берегу какая гадость, а они не уведомили…
Этим делом детектив и лейтенант Турко и занимались весь следующий, день: взяв лошадей, обследовали берег южнее крепости Тальпасто, ходили по лесу и скалам, беспокоили рыбаков и служащих местной жандармерии, но ни отклонения радиационного фона от среднего, ни мертвых рыб, ни склизких щупалец из глубин так и не выявили, о чем и написали в акте о проведенной проверке.
* * *Сырая пасмурная погода сменилась пронзительной солнечной. Ветер усилился, унес тучи. Стало тепло. На столах снова лежали кипы бумаг. Ждали когда до них дойдут руки, многочисленные циркуляры, отчеты и докладные.
В пятницу Вертура вместе с инженером Руксетом, капитаном Глотте и Фанкилем сопровождал специальную комиссию по расследованию аварии на производстве синтез-газа случившуюся в четверг. Ходил, бессмысленно смотрел на переплетение труб и рыжих от ржавчины стальных балок, торчащих из кирпичных стен. Посетил госпиталь, где лежали ошпаренные раскаленным паром мастеровые. Узнал, что разрыв магистральной трубы подачи давления случился из-за деградации материала в следствии перепадов естественного коэффициента искажения пространства-времени, что в общем-то не отменяло того, что в бухгалтерии имелся своевременный рапорт от мастера участка о том, что этот сегмент линии изношен и его давно необходимо заменить. На рапорт была наложена резолюция «принято к сведению». Сказав «мне тут один номер дали», Фанкиль попросил телефон и позвонил по нему в Гирту. Через некоторое время ему перезвонили, передали устное распоряжение ее высочества леди-герцогини назначить из заместителей временных управляющих, задержать главного инженера и начальника производства и вместе с мастером участка, и еще несколькими старшинами везти всех в город для установления обстоятельств случившегося инцидента.
Надышавшись гарью, налюбовавшись на отвалы смердящего пепла и жженых камней, посмотрев, как в яме с ядовитыми отходами копошатся, пожирают их, омерзительные черви-паразиты, взяв в фабричной лавке по сходной цене бочонок синтетического керосина для лампы, Вертура дождался на улице коллег и они все вместе поехали обратно в Гирту.
— У них тут стабилизаторы на двадцать пять выставлены — по дороге пояснил, поделился мнением, Фанкиль — ровно на краю технических возможностей оборудования. Я тут маркировку смотрел, думал агрегаты привозные, нет, почти все местное. Автоматика разве что из Мирны. Если бы Столица захотела, нас бы тут импортным хламом мигом бы завалили. Все бы в резиновых башмаках ходили. Читал я тут в журнале, что у них там в Ледяном Кольце преобразователи есть, как наши расщепительные, только наши в одну сторону, материю в энергию, у них там еще и любой материал в любых количествах.
— А у нас почему нету? — устало уточнил детектив.
— Недушеспасительно — улыбнулся Фанкиль и на мрачный взгляд коллеги пояснил — вот вам Марк, поставь телефон и электрическую батарею, вы из дома не выйдете. Назначь вам довольствие и пособие, вы только и будете лежать на диване с бутылкой, морально разлагаться, как Анна, и страдать, что Бог и люди к вам несправедливы. А дай вам лопату и под ливень — что накопаешь то и покушаешь, сколько и как деток воспитаешь и вырастишь, так в старости и будешь жить, и мир уже совсем по-другому будет видеться. Будет каждый день жизни как последний: и молитва будет искренней, и заповедям, не захочешь, а из страха последуешь. Без Бога и сержантской плетки мрази мы все конченные. А со страхом Божьим вроде как даже похожи на людей. Так устроены наши души и ничего с этим не поделаешь.
— Все верно — согласился едущий
