— Ты опять? — Свин, похоже, особых трудностей со словарным запасом, в отличие от меня, не испытывал.
— Я не опять. Я — Толик, — ответил я. Фраза была короткой, но выход из словесного коллапса приятен.
Свин, видимо, хотел сначала меня о чем-то расспросить, но потом передумал, пожав плечами, и полез в карман. Достал оттуда пистолет, снял с предохранителя, навел на меня и совершенно без эмоций, как-то устало произнес:
— Да мне по херу, кто ты.
Я даже успел саркастически заметить:
— Или до задницы? — когда его правое веко дернулось в нервном тике, а палец нажал на спусковой крючок.
* * *Насте позвонили поздно вечером в воскресенье, и в это время ей уже было совершенно ясно, что с казначейством она пролетела и нужно всерьез рассматривать оставшиеся варианты. Позвонили, извинились за причиненное волнение и поздравили — она принята на работу в Управление областного казначейства, где ее ждут уже завтра. Просили не забыть трудовую книжку, диплом и паспорт, а также, по возможности, соответствовать принятому в административных учреждениях дресс-коду.
Если бы они позвонили хотя бы в первой половине дня, Настя испытала бы огромную радость. Если бы позвонили до шести вечера — радость тоже была бы, но уже не такая внушительная.
А в десять вечера, растратившись за день на негативные эмоции, радоваться она не смогла, просто опустилась на пол и заплакала легкими слезами, несущими разрядку и смывающими все неприятности.
Положила в сумку банку паштета для котят, на него потратила последние деньги. Остальное было приготовлено…
* * *Лицо Свина исказилось, и мне показалось, что это из-за того, что я умер. Но нет. Не умер. И выстрела никакого не было. Палец нажал на крючок и даже на пару миллиметров его передвинул, но для выстрела этого было недостаточно.
А потом со Свином что-то произошло — то ли инсульт, то ли еще какая напасть. Парализовало всю его правую половину, и он выронил беретту да и сам тут же упал. Я отфутболил оружие и наклонился к нему. Он был жив, но говорить не мог. Правая часть лица исказилась, мышцы больше не слушались своего хозяина. Покопавшись в его карманах, я выудил сотовый, позвонил в скорую и полицию — хватит уже, в конце концов, светить собственный номер на подобных вызовах!
Кинув мобильник ему на грудь, я подобрал пистолет и побрел прочь. О чем я тогда думал, не помню. Мне кажется, я просто пребывал в настоящем моменте, и это было главным. Шел и наслаждался жизнью, каждым вдохом холодного воздуха, каждым шагом по земле и каждым взглядом на блестящие звезды, которые были близки как никогда. Шел и думал, что всего этого могло и не быть, лежал бы тогда у стены Свинского особняка не его хозяин, а я. И меня не слушались бы все мышцы, а не только те, что справа…
Когда участок бывших садов, ныне заселенный коттеджами, закончился, мне повстречался подросток (и откуда он взялся в полночный час?), попросивший закурить.
Я рассеянно протянул пистолет и предложил:
— Чего тянуть-то, медленно себя гробить, давай уж сразу!
Парень понял, что пистолет настоящий, и исчез. Я дошел до пруда и выбросил ствол. Курить не хотелось совершенно…
ГЛАВА 60
Независимо от дорог, которые мы выбираем, наша суть приведет нас к одному концу.
О. ГенриНастя, несмотря на то, что тщательно подготовилась накануне, чуть не опоздала на службу в понедельник — подвел общественный транспорт, точнее, пробки в утренний час пик. В обеденный перерыв свободного времени тоже не оказалось, уже по рабочим обстоятельствам. Поэтому она с дарственной баночкой паштета появилась у заветных окон напротив своей новой работы лишь к вечеру.
Окна встретили ее мрачной темнотой — даже «поездные» занавески в них не белели, разведенные по краям оконного проема. Котенка нигде не было видно, и отчего-то у Насти защемило сердце — неужели что-то случилось с этой бабушкой, и ее увезла машина «скорой помощи»? А как же тогда ее любимый юный зверек?
Она, поборов стеснительность, уверенно нажала на звонок и, прочитав сделанную под ним надпись «Звоните громче», вдавила кнопку звонка глубже некуда. Однако дверь открывать никто не спешил. Тогда Настя довольно громко постучала в окно — но тоже безрезультатно. В незнакомой квартире было пусто, и пустота эта тоскливо аукнулась в ее душе.
Она направилась на остановку, с тихой грустью размышляя над властью Случая, который свел ее с забавным котенком и тут же разлучил, не предоставив второго свидания. Она шла и думала, что большинство знакомых людей в ее жизнь также привел Случай, и, наверное, этот самый Случай — совсем не случайность, а самая настоящая, пусть и очень сложная, закономерность.
Если так произошло — значит, должно было произойти. Возможно, Его Величество Случай еще сведет их вместе: вновь испеченную работницу казначейства и полосатого юмориста с янтарными глазами.
Постепенно плохой осадок от несостоявшейся встречи растворился, сменившись более актуальными и позитивными мыслями — о завтрашнем рабочем дне, об интересной работе и новом коллективе…
* * *Прошел месяц с памятного «ограбленного воскресенья». Я обживал свою новую квартиру и очень сожалел, что не сохранился распечатанный лист с пари. Мозг отказывался вспоминать все художества, которые были мной туда вписаны в пятницу, тринадцатого ноября. А жаль! Очень бы хотелось еще раз пробежаться глазами по тем судьбоносным строкам!
Из очевидного всплывал лишь один пункт, который выполнен не был, но его я помнил наизусть и безо всякой шпаргалки: «Я счастливо живу со своей любимой половинкой, люблю ее и любим ею. Это продолжается всю нашу жизнь…» Единственное оптимистичное объяснение, которое приходило мне в голову — я сам и есть своя половинка, то есть вполне цельная единица, гармоничная и самодостаточная. Но, если честно, надежда повстречать Женщину Всей Моей Жизни меня не покидала ни на минуту.
Хотя нет, вру насчет единственного объяснения отсутствия такой Женщины. Было еще одно — курить-то я бросил на полтора года и свою часть пари до конца еще не выполнил. Так что все, возможно, вскорости исправится наилучшим образом.
Остальные пункты пари, насколько я помнил, выполнились. Я бы даже сказал — перевыполнились. Со здоровьем у меня все было в полном порядке, с настроением — тоже. Также хорошо дела обстояли с самоуважением. Был удовлетворен мой голод на чудеса. Я вообще ощущал себя другим человеком, ибо жить стало лучше, жить стало веселей.
Я больше не пытался «пережить» свою жизнь в бездумном стремлении к какой-то реальной, но далекой, а то и вовсе
