— Вот именно, Маркус, вот именно.
Взгляд инквизитора оставался совершенно серьезным, впрочем, как и взгляды его командиров, коих собралось в палатке семь человек.
— Их ведь больше четырех тысяч голов. Пусть среди них пять сотен уже непригодных к бою в такой дождь стрелков, это всё же не простые крестьяне с рогатинами. А тех, кто не побоится идти с нами, наберется едва ли малая горстка, — снова заговорил уштарский князь, единственный, кого помимо меня смутили слова Цикуты.
— У нас нет другого выхода, нельзя допустить, чтобы они вошли в ущелье. Не спорю, предприятие это безумное и самоубийственное, но на нашей стороне будет эффект неожиданности. Если кто-то среди них и предвидит такую выходку с нашей стороны, в такую непогоду непросто будет узнать о нашем приближении. Ваши люди, киры, — Августин кивнул замершим в напряжении князьям, — те из них, кого вы сможете образумить, должны будут выполнить две основных задачи: произвести разведку и создать эффект присутствия.
— Эффект присутствия? — брови князя нахмурились еще сильнее.
— Я прекрасно осознаю: вернуть в строй всех ваших воинов вряд ли удастся, но вот сделать вид, будто за ближайшим холмом от армии нашего неприятеля скрывается не тридцать мокрых и испуганных воинов, а три тысячи человек, оставшиеся всадники смогут. Нужно только выбрать подходящее место для битвы и вы, киры, займётесь его поисками. В идеале нам нужна котловина, по периметру которой можно будет выставить наших людей, создав эффект окружения. Приманкой… Приманкой будем мы сами. Мы свяжем боем их маршевые колонны, или ту часть их строя, которая успеет собраться. Вам же нужно будет появиться в нужный момент, чтобы вселить в сердца наших врагов страх: они должны увидеть, что окружены. А вы будете той самой кавалерией из-за холмов, которая должна будет решить исход боя.
— Но если они не побегут, преподобный?
В обсуждение вступил один из командиров Цикуты, прежде не выказывающий и следов сомнения. Кир Амплий, единственный из всех здесь присутствующих, кого мне доводилось видеть и прежде, до событий, происходящих здесь. О нем можно было сказать только одно: безукоризненный исполнитель и ревностный слуга Антартеса. Если среди окружения Августина и был кто-то, кого можно было окрестить его правой рукой, кир Амплий был бы её указательным пальцем, всегда готовым воткнуться в чей-нибудь глаз по приказу своего господина. Он никогда не раздумывал, только действовал в рамках выданной инструкции. В данном случае его вопрос не подразумевал под собой ничего, что могло означать «А если ты, мой кир, ошибаешься, отправляя нас в эту самоубийственную атаку?». Он лишь спросил, как поступить, если атака эта захлебнётся.
— Если они не побегут, нам останется только отступить, нанеся максимально возможный ущерб. В идеале, если будет на то воля Антартеса, мы должны будем уничтожить весь их командный состав. Если получится подобраться на дистанцию достаточную для удара.
И воля Антартеса действительно была. Так, по крайней мере, со стороны могло показаться. На деле же огромный вклад в общее дело внесли разведчики, сумевшие вырезать рассеянные патрули армии неприятеля, лишив её глаз и отыскать подходящее место для битвы, лишив противника права выбора. Когда Августин, скрепя сердце, и выслушав донесения и советы всех своих командиров, уже было скомандовал лобовую атаку, с севера пришел новый штормовой фронт, принёсший с собой мокрый снег. То ли инженер, пребывавший в войске неприятеля, так и задумывал, желая скрыть непогодой все следы и отогнать уштаров, то ли он просто перестарался, но это так и осталось тайной. Для Цикуты же ледяная стена, быстро надвигающаяся на нас и несущая совершенно немыслимый для местных пустынь холод, стала знаком свыше.
Битва эта стала самой первой в моей жизни, и мне было ужасно страшно. Тяжелые доспехи, пусть и позволявшие драться в пешем строю, закрывавшие меня с головы до ног, непривычно тяготили, а щит и длинное, пятнадцати с половиной футов копье, казались жутко неудобными в сравнении с лёгким мечом. К тому же, в отличие от всех остальных членов отряда инквизитора, конь подо мной был знаком со мной всего несколько дней, в то время как остальные воспитывали своих боевых скакунов уже с трёх лет и до полного их взросления. Да, конь был отлично выучен его предыдущим хозяином, неплохо держался в строю и сносно слушался команд, но при этом переносил меня с трудом. Мне оставалось только надеятся на те навыки, что мне успели привить в военной школе, и на собственное везение. Когда вокруг нас закружилась метель, видеть подобную которой мне не доводилось еще ни разу в жизни, казалось, последние душевные силы и вовсе покинули меня. Говорят, в строю все — как один, и все друг за друга. Но в тот момент я ощущал себя совершенно одиноким и покинутым: зелёный новичок среди ветеранов многих битв, которому здесь явно не место. Однако Августин решил, что мне полезно будет идти в битву вместе со всеми, и я не мог его ослушаться.
В беспросветной белёсой мгле я не видел ничего дальше пары десятков шагов, и лишь следовал туда, куда указывали командиры Августина. Здесь не было привычного для меня аппарата военного управления, присущего легионам регулярной армии, и это приводило меня в некоторое смятение, однако общий смысл всё же был примерно одинаков: десятками командовали десятники, сотнями — сотники, у которых, в свою очередь, были свои заместители. Убери несколько «лишних» звеньев, и получишь структуру командного состава боевых подразделений инквизиции. В данном случае, вся она представляла собой пятерых инквизиторов третьего ранга, имевших в своём подчинении определенное количество посвященных ими воинов, которым они имели право отдавать приказы. Среди посвященных выделялось некое количество инквизиторов четвёртого, самого низкого ранга, которым, в свою очередь, доверялось командовать какими-то произвольными на первый взгляд группами воинов, численность которых определял их покровитель. Полнейший хаос, но люди эти, все же, отчетливо знали, что и как следует делать.
Вокруг сновали вестовые, разнося приказы и докладывая о положении дел, кричали люди и обеспокоенно фыркали животные. Кажется, это продолжалось бесконечно долго, пока, наконец, не была дана команда на построение. Фаланга, выстроившись в три ряда, пришла в движение. Августин, а я не сомневаюсь, что это была именно его инициатива, отвёл мне место рядом с собой, в первой линии, и, если бы не латные рукавицы, все вокруг могли бы увидеть, как дрожат мои руки. Строй двинулся с места, через несколько минут перейдя на крупную рысь. Вокруг бушевала метель, и резкие порывы ветра то и дело бросали мне в глаза мокрый снег,
