– Огонь, прикончи этого ублюдка!
И наводчик нажал на круглый шарик рычага спуска, с удовлетворением наблюдая, как трассер бронебойного снаряда входит точно посередине кормы поляка. Выбросив клубы черного дыма, подсвеченного пламенем, Т-54 встал как вкопанный. «Сейчас мы его добьем вторым выстрелом, он не успеет, хотя поляк попался упорный», – подумал наводчик, наблюдая, как замершая после первого попадания в моторное отделение башня снова, дергаясь, упрямо разворачивается в их сторону. Клубы дыма и огня, начавшиеся было вырываться из развороченного двигательного отсека Т-54, быстро сошли на нет, наверное, комми успели включить систему пожаротушения. Башня польского танка уже повернулась на девяносто градусов, когда здоровенный негр, их заряжающий, с лязгом досылая в затвор новый унитар, закричал: «Готов!»
«Сейчас я тебя добью, упорная ты сволочь», – мрачно подумал наводчик, тщательно ловя в перекрестия прицела точку в центре зазора между крышей моторно-трансмиссионного отделения и бортом полусферической башни. «С такого расстояния не промахнется даже пьяный полуслепой очкарик-студент, не то что я!»
– Внимание, левый разворот на сто семьдесят, поднимаемся на тысячу. Роспуск на звенья, каждое звено атакует самостоятельно. Первый заход – бомбы, потом правый разворот на сто восемьдесят и второй заход – «скворцы». После – правый разворот на сто двадцать со снижением, и уходим домой, – прохрипел в наушниках голос командира штаффеля.
«Умненько, сначала мы зайдем со стороны солнца, да еще с территории противника. Про очередность он мог и не говорить, узлы крепления блоков ОРО-57 размещены на МиГ-17Ф на внутренних пилонах подвески, непосредственно перед стрельбой бомбы или топливные баки требуется сбрасывать. Иначе пламя двигателей стартующих ракет АРС-57 будет бить прямо по корпусам двух стокилограммовых фугасок, которые висят на внешних пилонах МиГов их штаффеля. Или он это для молодых напомнил, чтобы не перепутали?» – думал гауптман Гюнтер Фюльграббе, а руки и ноги автоматически сами выполняли требуемые манипуляции с органами управления истребителя. «Место расположения цели оказалось прямо в городе, опять за все будут расплачиваться гражданские, вдобавок гражданские немцы», – угрюмо подумал Гюнтер. Где же эти чертовы самоходки? Ага, вот одна, стоит, задрав высоко ствол, на улице, прижавшись к одной из пятиэтажек. Он привычными движениями загнал быстро увеличивавшуюся в размерах самоходку в марку авиационного прицела АП-57 и дернул тумблер сброса бомб. Переведя машину из пикирования на небольшой угол набора высоты, он посмотрел назад. Нормально, или близкое накрытие, или прямое попадание, теперь не разберешь, самоходку совершенно скрыло четырьмя разрывами, его ведомый тоже не подкачал. Он скосил глаза по сторонам, высматривая вторую пару своего звена. Ведущий обнаружился там, где и должен был быть, а молодого пилота не было. Совсем. Ладно, сейчас некогда отвлекаться, его МиГ затрясся в крутом развороте. Второй заход. Он высматривал оставшиеся цели. А, вот, на другой улице стоят в шахматном порядке целых четыре и тоже прижимаются к домам.
– Макс, атакуй левую пару самоходок, – приказал он ведомому, ловя в прицел ближнюю правую М52. С земли потянулись трассеры автоматических зенитных пушек.
– Всем, сварка[42] на три часа, – почти сразу раздался в наушниках голос командира штаффеля.
«Поздно спохватились, – злорадно подумал Гюнтер. – Пара секунд – и мы прикончим этих, а с зенитками можно будет разобраться и во втором вылете».
– Ох, шайзе! – от неожиданности заорал он, в последний момент все же успев вовремя выпустить в сторону своей самоходки все шестнадцать «скворцов», но уже видя, что промахивается. Было от чего испугаться, по обе стороны фонаря, буквально в метре от его головы, проносились огненные хвосты чужих «скворцов». Потом дальняя самоходка, та, что справа, исчезла в пламени взрыва. Гюнтер, трясущимися руками с трудом переведя машину в горизонтальный полет, в каком-то оцепенении наблюдал, как из этого пламени вылетает вверх, выше его самолета, большая башня самоходки и, величественно вращаясь, крутя в воздухе замысловатые кульбиты своим коротким стволом, похожим на окурок, пролетает, падая вниз, в десятках метрах от его МиГа. Секунд пять он приходил в себя, а потом, не сдержавшись, выдал в эфир длинную матерную тираду на русском языке, мгновенно вспомнив все выражения, услышанные им когда-то от советских инструкторов.
– Герр гауптман, извините меня, пожалуйста! Я не хотел, это нечаянно получилось! Я больше не буду! – послышался в эфире дрожащий голос молодого. Затем в эфире послышалось ржание его ведомого, уже разобравшегося в произошедшем. Гюнтер оглянулся назад. Ну точно! Этот сопляк не смог удержатся за своим ведущим при боевом развороте после первого захода, потерялся и во время второго захода пристроился к их паре третьим. Причем не сбоку, а сзади и сверху за ним, Гюнтером, очевидно боясь снова потеряться. А потом в сосунке взыграл азарт, и он выпустил свои эрэсы, не видя ничего по сторонам, кроме самоходки в своем прицеле. В эфире хохотал уже весь штаффель.
– В следующем вылете твоя пара пойдет впереди всех, сзади ты слишком опасен, – нервно смеясь, произнес в эфир Гюнтер.
– Так, внимательнее всем, разворот и подходим к переднему краю. Смотрим вниз и по сторонам, поляки с утра никак не могут взять этот Целле, – оборвал все разговоры командир штаффеля.
– Вижу впереди танки и БТР, БТР точно американские, – закричал командир первого звена. Коробки бронетранспортеров М113 можно было спутать разве что только с силуэтами БТР М114, тоже американских.
– Сварка, на одиннадцать и два часа, – в унисон ему вскричали сразу несколько пилотов. Гюнтер на автомате привычно выполнял противозенитные маневры, бросая самолет в стороны и прижимаясь к верхушкам черных обгорелых деревьев. Но из его эскадрильи уйти удалось не всем. Молодой из звена Гюнтера опять замешкался. Он слишком долго летел по прямой, и на нем скрестились трассы сразу двух спаренных самоходных зениток М42, стоящих в рощах гольф-клуба, чуть позади основных позиций американского шестьдесят седьмого батальона. Получив сразу с десяток сорокамиллиметровых снарядов в корпус, МиГ-17Ф просто развалился в воздухе. Гюнтер, по въевшейся в кровь еще со времен боев на Восточном фронте в прошлую войну привычке опытного истребителя, оглянулся назад как раз в этот момент. Он даже застонал от отчаяния: да что же это такое, из всего штаффеля в его звене самые большие потери – уже двое, всего за сутки! Отчаяние мгновенно сменилось яростью, сейчас ему до умопомрачения
