За секунду он добил последнего врага, а я почему-то на это мгновение ослепла, но лучше бы тогда еще и оглохла. Ведь если не видела, то это не значило, что не слышала как ломаются кости позвонков, как он вытирает меч об одежду поверженного врага, как переступает через упавшее тело, как хлюпает под его ногами грязь, смешанная с кровью, как он подходит ко мне и снимает пелену, а потом касается окровавленной перчаткой лица и едва слышно произносит:
— Ну, здравствуй, Клементина.
Да, страшное было воспоминание, и в то же время… я подумала вот о чем: ведь тогда он уже знал, кто я. Не знаю, но почему-то я думала, что в тот момент произошла наша первая встреча. А теперь, вспомнив то время, поняла, что не первая. Тогда где? Где же он меня видел?
Впрочем, очень скоро мне представился шанс спросить, когда воздух в комнате накалился и сквозь разорванное пространство ко мне пришел он — мой страшный демон из кошмаров, которого я, глупая, умудрилась полюбить.
Сразу заметила, что ему плохо, не внешне, нет. А в глазах тоска — страшная и безысходная, как покрытая льдом речка. Пришлось мне рискнуть, слезть с кровати, на которой сидела, и преодолеть те несколько шагов, что нас разделяли. Когда я его обняла, вздрогнул, но отталкивать не стал. Видно, и, правда, смертельно устал. Тогда я обняла крепче, коснулась губами его щеки. Этого, он, конечно, стерпеть не мог. Мягко, но настойчиво отстранился и отвернулся, чтобы не видела, только не обратил внимания на зеркало, в котором я успела заметить, как сильно полыхают его глаза. Не сдержалась, обняла его сзади и прошептала:
— Бедный мой, до чего же ты себя доводишь.
Он не ответил, замер, но не отодвинулся. Уже радость. Так мы и стояли, не знаю, сколько. Долго, наверное. Я прижималась щекой к его спине, а он медленно оттаивал.
— Сегодня был трудный день.
— Да, Эвен говорил. Ты побудешь со мной?
— Прости, я должен идти.
— Боишься не сдержаться? — поняла я.
— Не боюсь. Я знаю, что не сдержусь.
— Знаешь, о чем я думала, пока ты не пришел?
— О чем?
— Когда ты увидел меня впервые? Я помню, как впервые тебя увидела я, но ты… ты тогда уже знал, кто я.
— Неудивительно, что ты не помнишь. Ведь это я нашел тебя в лесу, маленькую, хрупкую, с той чудовищной раной на лице.
— И тогда ты понял?
— Нет, я понял тогда, когда ты открыла глаза и сказала…
— Что? Что я сказала?
— Ты сказала, что у меня пожар в глазах, что ты больше не любишь огонь, а после позвала маму. Странно, я никогда не думал, что это так происходит.
— Как?
— Отец мне говорил, но я не понимал. Не верил ему. Знаешь, я винил его за Мариссу. Почти ненавидел. А там… когда увидел его горе… я вдруг подумал, что никогда бы не хотел пережить что-то подобное, никогда. Я поклялся себе, что сделаю все, чтобы оградить себя от этой страсти. Но даже подумать не мог, что буду жаждать… тебя, больше, чем что-либо. Когда я увидел тебя впервые, я испугался. Позволил Агеэра забрать, я позволил ему ломать тебя…
— Тш-ш. Не надо, пожалуйста, не надо вспоминать, — попросила я, но он словно был не здесь, словно разговаривал не со мной, а с собственным сердцем. В каком-то смысле так и было.
— Ты не представляешь какой страх я испытал, увидев тебя там — на поле полном крови, огня, смертей, и я… там, посреди всего этого, с тобой. И ты смотришь на меня, как на демона, как на исчадие бездны, словно ты сама в бездне. В тебе тогда было что-то, мне показалось, что еще шаг, одно движение, и ты умрешь… А потом мне рассказали, что творил с тобой дед. Одни боги знают, как я хотел тогда свернуть ему шею. Только одно остановило — понимание, что не только он один виноват. Я виноват не меньше.
— Это все в прошлом.
— Однако я виню себя и теперь. Клем… я все еще вижу тот страх в твоих глазах. Он никуда не делся.
— Инар, я никогда не боялась тебя. Никогда.
— Ты никогда не знала меня настоящего. Там… на поле я был настоящим.
— Это не правда. Я тебе не верю.
— Я скрываюсь за масками, я пытаюсь видеть в них своих подданных, но правда в том, что все они мне безразличны, их жизни, судьбы, души. Даже моя мать, даже Тея…
— Инар, как ты можешь так говорить? — ужаснулась я.
— Вот видишь, ты уже боишься.
— Потому что это не правда, потому что если бы это было так, ты бы наплевал на них всех и…
Я не смогла закончить свою мысль, потому что именно в этот момент он обернулся и схватил мое лицо затянутыми в перчатки руками.
— Думаешь, именно поэтому я боюсь тебя коснуться? Из-за них?
— А разве нет? — прошептала я, завороженная пожаром в его прекрасных глазах.
— Нет. Ты — вот что имеет для меня наивысший приоритет, твоя жизнь, твоя безопасность. Я не прикасаюсь к тебе потому, что если завершить… ты станешь, как никогда, уязвимой. И дело не в том, что на тебя начнется охота, хотя и это очень важно, но есть и другое… Отец рассказал мне, когда умирал. Это проклятие, Клем. Как только я сделаю шаг навстречу, как только я позволю себе мечтать, начнется обратный отсчет, обратный отсчет твоей жизни. У Мариссы было десять лет, у тебя не будет и пяти. Наш Дом проклят, Клем.
— Я не боюсь каких-то там проклятий.
— Я боюсь. Я видел, как страдал отец. Сегодня я понял, что для меня все будет еще хуже.
— Инар…
— Я подпишу прошение твоего деда. Когда он найдет подходящего кандидата, я подпишу.
— Что?
Вот теперь я сама отпрянула от него, как от огня.
— Ты… ты не посмеешь, — воскликнула я, но Инар, богиня, как же я ненавижу его упрямство, если вобьет себе что-то в голову, так ни словами, ни мольбами, ни угрозами не переубедишь. —
