– Нет. Я буквально не отходила от телефона, и все зря.
– Мы можем сегодня увидеться?
– Да, конечно. Что случилось? Ты что-нибудь узнал?
– Так, пара мыслей. У тебя есть дома деньги?
– Деньги… не знаю. Да, должны быть. Если нет, я могу послать Веронику в банк.
– Отлично. Когда увидимся?
– Когда хочешь, я все равно не собиралась выходить из дома. Девочка не пошла в школу, и я попросила Веронику помочь мне управиться с ними двумя.
Мои дурные буржуазные привычки ублажило известие о том, что мои Обожаемые Племянники сидят дома в безопасности. Мы договорились, что я заеду перед ужином, я повесил трубку и стал раздумывать, сколько времени уйдет на то, чтобы высушить рубашку импровизированными домашними способами. Может, сунуть ее в духовку? Отложив эту проблему на потом, я набрал номер своих досточтимых Родителей – без особых задних мыслей. Иногда капелька импровизации помогает лучше врать.
Подошла Беба.
– Вот хорошо, что позвонил! Только не говори, что истосковался…
– По тебе я всегда тоскую, толстозаденькая ты моя. Мама поблизости?
– Да, все зубрит свой английский. Хочешь, позову?
– Будь добра.
Ждать пришлось недолго, и наконец трубку взяла маменька, явно в хорошем настроении.
– Гуд морнинг, дарлин, хау ар ю?
– Привет, мама.
– Вери гуэл, сэнкс. Айм глэд бикос ай лайк ту стади инглиш.
– Studing, мама, в этом случае говорят I like studing в настоящем продолженном.
– А ты случайно не с американским акцентом говоришь? Просто жуткий акцент. Ну-ка скажи: «холибут».
– Голливуд.
– Видишь, типичный американский: вечно у них будто жвачка во рту. Не следует тебе проводить столько времени в… Постой, а куда ты отправился, когда ушел от нас?
– Не знаю, мама, я много где был. Как там папа?
– Не напоминай мне о нем. Кажется, он на время обо мне позабыл.
– Что происходит?…
– Как что? Сеньор, видите ли, злой как собака. Как со-ба-ка. Ты ведь не знаешь, какой он твердолобый… впрочем, конечно, знаешь, но теперь это переходит все границы. Со вчерашнего утра он запер меня в доме и говорит, что если я только выйду за порог, то он перестанет со мной разговаривать, как тебе это нравится? Ах да, и Эусебию он тоже не согласен выпускать…
– Ладно, потерпи немножко.
– Теперь мы как заложники. За-лож-ни-ки. Пришлось послать служанку, чтобы сделать покупки лично для меня. Но уверяю тебя: сегодня днем я намерена выйти, что бы он ни говорил. А если он не будет со мной разговаривать, то тем лучше. В конце концов, в последнее время ему в голову лезут одни глупости…
– Не волнуйся…
– …глу-по-сти. Представляешь, сегодня утром я застала его в библиотеке, так он там возился с ружьем. И – тоже мне, святая невинность – попытался спрятать его за спиной, как мальчик, которого застали за чем-то нехорошим. Только вообрази: в пижаме, крутит-вертит своим костылем и старается спрятать ружье, у которого одно дуло полтора метра длиной… Трогательное зрелище. Меня так все это вывело из себя, что я вызвала доктора Каудета. Доктор сказал, что твой папочка в норме (нет, ты только представь: в норме!), но если он станет нервничать, чтобы я дала ему валиум и сама приняла бы таблетку.
– Ну и отлично, пусть примет одну и…
– Да разве такой согласится? Я отнесла ему таблетку и стаканчик воды в библиотеку, и ты представить себе не можешь, какой грозный вид он на себя напустил. «Это что такое?» Ну, знаешь, ощерился, как бульдог, и… «А что такого, Валентин? Это просто „Валиум-5' с минеральной водичкой». – «Так вот: ничего я принимать не собираюсь, можешь отнести обратно на кухню». Представляешь, на кухню?…
– Не беспокойся. Сказал же доктор Каудет, что все в норме. Главное, не противоречь ему ни в чем. И если он хочет, чтобы ты не выходила из дома, прояви понимание и не выходи. Я знаю, что у него тяжелый характер, но это всего на пару дней.
– Пабло Хосе, может, скажешь мне, что с
– Нет…
– Ах, нет? Интересно, с каких это пор тебе кажется правильным следовать всем прихотям твоего отца?
– Послушай, мама…
– …не хватало еще, чтобы при таких обстоятельствах мы стали исполнять все капризы сеньора только потому, что он вывихнул себе лодыжку и не хочет признаться, что считал ворон, когда шел по улице…
– Ма-а-ма-а-а…
– …потому что я уверена, что дело было так: он не видел машину, которая делала разворот, и сам прямехонько на нее налетел. Тебе известно, что в последнее время я подмечала, как он косится на проходящих девушек? Да, да, в прошлое воскресенье, когда мы возвращались с обедни, он чуть на фонарный столб не налетел… Мне больно говорить об этом, Пабло Хосе, но твой отец превращается в мышиного жеребчика: мы-ши-но-го же-реб-чи-ка. Но какое там: разве дон Валентин Миральес признается, что нарушил правила уличного движения потому, что засмотрелся на какую-то юбку, разве с ним такое может случиться? Если кто-то его сбил, то, конечно, намеренно…
– Мама, погоди, погоди минутку, есть кое-что, о чем ты не знаешь.
Это был самый верный способ ее заткнуть. Маменьке всегда до всего есть дело.
– Ах, вот что. И можно ли узнать, что же это такое, чего я не знаю?
Я замялся, как человек, который не знает, что ответить.
– Этого я тебе сказать не могу.
– Пабло Хосе, приказываю тебе немедленно сказать, что там такое происходит, не то мне станет плохо! Эусебия, принеси мне валиум и немного воды, да поскорее: я теряю сознание. Пабло Хосе, будь так добр, объяснись сейчас же.
– Ничего страшного, мама, не надо нервничать…
– Нервничать? Но если ничего страшного, то почему ты не хочешь мне рассказать? Отвечай.
– Потому что не могу. Не хочу, чтобы папа узнал про то, что я тебе расскажу.
– Когда это я что-нибудь рассказывала твое му отцу?
– Ладно, хорошо… Он там?
– Нет. Он в библиотеке, можешь говорить спокойно.
И тут я начал импровизацию на заранее подготовленную тему.
– Дело в том, что эта история тянется уже давно. Ты помнишь о домах Ибарры?
– Нет.
Ничего удивительного. Фамилия Ибарра значилась на майонезной банке, которую я еще вчера поставил на холодильник и которая была видна мне из гостиной. Слава богу, что я не купил «Крафт».
– Постарайся вспомнить. Ибарра – маленькая фирма, торговавшая недвижимостью. Помнишь, когда папа начал вкладывать деньги в жилье?
– Не помню, сынок. Во что только твой отец не вкладывал деньги, так что перестань морочить меня подробностями.
– Хорошо. Суть в том, что он несколько раз судился с Ибаррой. Ты даже этих судов не помнишь?
– Разве все упомнишь? Десять лет все вокруг только и делали, что подавали на нас иски. Не знаю, что на них на всех нашло, только адвокаты трезвонили день и ночь.
– Так вот, Ибарра был одним из многих, с кем судился папа. И в этой маленькой драчке они проиграли. По всей видимости, папа через третьих лиц снял у Ибарры несколько квартир, которые показались ему
