– Можешь не стараться, ты и так по природе достаточно отвратителен.
На всякий случай я пошарил в карманах, пока не наткнулся на пистолет, и вытащил его вместе с кучей десятитысячных банкнот, рассыпавшихся по полу. Если бы за мной оставили выбор оружия, то я предпочел бы сражаться с помощью фарфоровых болонок, но мне не хотелось, чтобы, когда начнется перестрелка, меня уложили с пистолетом в кармане. Я вспомнил основное предостережение: держать дуло направленным вперед – и попытался представить, что сделал бы в подобном случае Джон Уэйн. Но едва я успел выпалить, как нас оглушил громовой голос, раздавшийся откуда-то из вестибюля, рядом с лифтами. Было похоже, как будто включили машину для предвыборной пропаганды. Говорили в мегафон.
– Сдайте оружие. Повторяю, сдайте оружие и выходите с поднятыми руками, или мы приступим к применению газа.
По моему мнению, человека, который не только применяет газ, но хотя бы угрожает приступить к его применению, надо воспринимать вполне всерьез. Не знаю, каким именно типом газа нам угрожали, но уверен, что очень ядовитым.
– Что будем делать? У меня от газов синусит, я не переношу даже сосновых освежителей воздуха.
– А что еще делать? Сдаваться.
Так-то лучше, по крайней мере, люди из «Гринпис» нас бы одобрили. К счастью, The First занялся также формальностями, связанными с перемирием: для меня протоколы хуже смерти. Он попросил у меня пистолет и, держа в руках оба, крикнул, что ладно, мы согласны, сдаемся и вот оружие. Он швырнул пистолеты по полу под диваном и поднял руки над спинкой, толкнув меня локтем, чтобы я следовал его примеру. Мне было несколько труднее подняться, так как онемевшее колено затрудняло движения, но в конце концов мне это удалось.
– Где женщина? Повторяю: где женщина? – снова раздалось через мегафон.
– Внутри, – ответил я, – она тоже сдается. А если кто станет ее лапать, набью морду, так что полегче. Дюй-мо-воч-ка, ты меня слышишь?
– Да-а-а. Что мне делать?…
– Хосефина, выбрось пистолет по полу и выходи из комнаты с поднятыми руками, – вмешался мой Неподражаемый Брат.
По-видимому, типу с мегафоном не понравилось, что мы перехватываем инициативу.
– Соблюдайте молчание и держите руки поднятыми. Повторяю: соблюдайте молчание. Приказы здесь отдаем мы.
Как только тип замолк, Дюймовочка высунулась с поднятыми руками и перепуганным лицом. Вслед за ней показалась девушка со скрепкосшивателем.
– Мне тоже сдаваться? – спросила она, обращаясь не совсем понятно к кому – ко мне или к The First.
– Да, веди себя тихо, и ничего не случится.
– Отставить разговоры. Повторяю: отставить разговоры, – произнес тип с мегафоном, которому все больше докучало, что никто его ни во что не ставит.
Когда первый охранник в каске и противогазе подобрал с пола три пистолета, стали видны и другие, тоже в синих комбинезонах и противогазах, целившиеся в нас из винтовок (или автоматов, Бог его разберет). Как я и думал, они собрались надеть наручники на каждого из нас (кроме девушки со скрепкосшивателем, которую проверили, и она тут же поскорее смылась), но перед этим поставили нас к стене, как делают легавые, когда хотят тебя обшмонать. Тип с мегафоном, похоже, руководил облавой, потому что говорил без умолку через свой уоки-токи, отдавая приказы направо и налево. Какой-то недоумок попробовал пощупать Дюймовочку, но не успел он и глазом моргнуть, как оскорбленная влепила ему такую оплеуху, что с него слетел висевший на шее противогаз. Я стоял к ним спиной, но услышал звучное «плюх» и увидел, как противогаз мелькнул в воздухе. Таким образом ей удалось освободиться от наручников, и охранники ограничились тем, что поставили ее между The First и мной, выстроив из нас короткую цепочку. Нас загнали в лифт, вытащив из дверного механизма вставленный туда осколок горшка, а потом долго вели по все новым и новым коридорам между зданиями, некоторые из которых были жилыми. То тут, то там на нашем пути появлялись сидевшие за столами охранники, люди в черных комбинезонах, как тот, что был на девушке со скрепкосшивателем, включая парочку тех гиен, которые носят грязное белье под костюмами от «Корте Инглес». Самое скверное, что один из охранников подгонял меня ударами приклада в спину, и это меня все больше злило. После энного толчка я остановился как вкопанный, чтобы тип налетел на меня, и в ярости повернулся к нему.
– Слушай, как бы ты не заехал себе прикладом по яйцам. Ты что, не видишь, что у меня с ногой?
Все, чего я добился, был дополнительный удар по подбородку и еще один – в живот. Живот – ерунда, но удар по липу окончательно вывел меня из себя, и я попытался пнуть охранника хромой ногой. Это было глупо с моей стороны: со скованными руками я не удержал равновесия и неуклюже рухнул на пол, предоставив шедшим сзади охранникам возможность пинками поднять меня на ноги. Увидев происходящее, Дюймовочка кинулась на первого подвернувшегося ей под руку и дернула его за волосы, оставив даровую тонзуру. К счастью, вмешался The First, крича, чтобы мы успокоились. Так или иначе, моя выходка ничего не дала, и я по-прежнему чувствовал удары прикладом в спину, пока нас не привели в изысканно обставленный вестибюль и не посадили в лифт. Пока мы поднимались, я призадумался над тем, что будет, если меня станут допрашивать так же, как это делали с моим Неподражаемым Братом. И дал себе слово терпеть, пока мне не достанется по крайней мере чуть больше, чем ему. Я дорожу своей милой мордашкой, но раны, нанесенные чести, зарубцовываются хуже, чем телесные. Если даже на меня станут мочиться, то я привык, что от меня частенько попахивает, так что не особо тревожился.
Но этот этаж не был похож на камеру пыток, и кабинет, куда нас втолкнули, тоже.
И вот тут, сидя за столом в живописном кресле с высокой спинкой, перед нами предстал Дарт Вейдер.
Конец дармовщине
На первый взгляд сидящая за столом на троне личность напомнила мне Варгаса Льосу, только не такого зубастого. Полагаю, это тоже можно отнести к сюрпризам, но я был уже настолько сыт этими самыми сюрпризами, что даже не удивился. Мало того, рядом с ним стояла женщина: элегантная дамочка лет тридцати с лишним, довольно коротко подстриженная, красивая, и глаза – сторожевые драконы.
Однако, если я чему-то действительно удивился, так это взгляду, которым обменялись The First и моя зеленоглазая Беатрис.
– Так, так… Братья Миральес снова вместе. И с очаровательной сеньоритой, – произнес Экзорцист.
– Сеньорой, – поправила его Дюймовочка, очень чувствительная к любому обращению, да к тому же не в духе после недавнего инцидента с охраной. Тип встал из-за стола, не отрывая от нее взгляда, и, спорю на порцию «Куба либре», был на грани того, чтобы поцеловать ей руку. И я выиграл.
– Извините, сеньора.
Дюймовочка оттаяла и даже, словно устыдившись беспорядка в своей внешности, поспешила стряхнуть с только что поцелованной руки несколько волосков охранника, запутавшихся у нее между пальцев.
Экзорцист сделал вид, что ничего не замечает, и потихоньку продолжал приветствовать всех по очереди. Теперь он протягивал руку моему Неподражаемому Брату, на что The First, естественно, не мог ему ответить.
– Ах… Извини, я не сообразил, что ты в наручниках.
– Не спеши, я могу обойтись и без рукопожатий.
Отлично сказано, сукин сын: было ясно, что тип во всей этой истории за главного, достаточно посмотреть на кабинет. Но он лишь с улыбкой воспринял дерзкую выходку The First и в последнюю очередь обратился ко мне.
– Мы ведь знакомы, не так ли? Надеюсь, ужин с Глорией доставил вам удовольствие. Куропатки в луковом соусе, если не ошибаюсь… Полагаю также, что вы знакомы с моей дочерью Эулалией.
Итак, моя Беатрис начинала раздваиваться на секретаршу из конторы и внучатую племянницу нунция – все в одном флаконе. Я постарался скрыть свое удивление.
– Да, мы знакомы. Божественная комедия, Беатрис, поздравляю.
– Спасибо, ты тоже неплох…
Она сказала это, даже не взглянув в мою сторону. Взгляд ее был неотрывно устремлен на моего
