Она говорила с ним тихим, ласковым голосом, поглаживая по затылку, как ребенка. В ней столько любви теперь, она подарит ему чуть-чуть. Из жалости. Из-за того, что он был важен ей много лет. На миг показалось, что это помогло, и вечно холодный, бесчувственный Димитрий дрогнул, потянулся к ней в ответ. Склонился к ее уху, шепнул странно беспомощным голосом:
— Мне нельзя. Эльза вернулась.
— Что? — отпрянула Северина, тут же растеряв былой настрой. — Этого не может быть. Ты видел ее?
— Мне не нужно ее видеть, — Димитрий покачал головой. — Я просто знаю. Я знаю этот запах с ее рождения. Тогда она была такой маленькой, я держал ее на руках. Один раз, когда никто не видел… мне не разрешали… — Последовала пауза, стало слышно, как затрещал свечной фитиль. — А теперь Он снова заговорил со мной.
И снова пустой взгляд, в зрачках извивается пламя, но тепла и света там нет и никогда не было. И кто этот пресловутый "он"? Северина огляделась, но повсюду видела только напряженные и напуганные лики святых. Все ясно. Очередная безумная фантазия. А проклятые бурые кладут и кладут камень за камнем, замуровывая дверь.
— Нет, — осторожно возразила Северина, — тебе просто показалось. Эльза бы не вернулась. С чего ей возвращаться? У нее все хорошо. Она замужем и счастлива в браке. Уж я-то знаю. Мы с ней…
Она осеклась, сообразив, что чуть не сболтнула лишнего. "Мы с ней переписывались". Но Димитрию нельзя об этом знать. Никому нельзя. Северина хранила секрет долгие годы. Нет, она не знала адреса Эльзы, но могла писать письма и относить их в почтовую службу, оставляя в маленьком деревянном абонентском ящичке, одном из череды многих, выставленных в зале вдоль стены. И время от времени неизвестно откуда приезжал человек, у которого имелся свой ключ от этого ящичка. Он забирал письмо и периодически оставлял для Северины ответные послания подруги. Так они и общались, не часто — два-три раза в год. Особо писать было и не о чем: у одной все хорошо, у другой все плохо. Способ придумал отец Северины, он хоть и оставался тюфяк тюфяком, но по части обращения с секретной корреспонденцией и бумагами соображал отлично.
Почему Эльза доверилась ей? Только ей одной из всех? Ведь при желании за посыльным тоже могли проследить, "довести" его до точки, куда отвозит письма, раскрыть местонахождение адресата. Ах да, она же не знала, что подруге нельзя доверять. Или можно? Все-таки Северина за столько лет так никому и не обмолвилась об их секрете. Впрочем, и о своих секретах Эльзе не рассказала. Это для Алекса хотелось написать письмо, признаться. А Эль… ей только лично, вот такое замечательное оправдание, ведь их встреча даже не планировалась.
— Мы с ней обязательно бы встретились, если бы она вернулась, — проговорила Северина вслух, исправив оплошность.
Тоже неплохой ответ и вполне искренний. Если бы Эльза отправилась в столицу, то непременно заранее сообщила бы подруге в письме. Кто-то же должен был помочь ей тут обустроиться? Родительский дом давно обветшал и пустует. В обществе произошли настолько кардинальные перемены, что вряд ли кто-то толком вспомнит ее. Только они и помнят, те, из-за кого она уехала: Северина, Димитрий, Алекс. Самые близкие ее люди. Самые любимые.
Не приехала бы Эльза в столицу ни за какие коврижки. Незачем ей сюда приезжать.
— Значит, мне показалось? — в голосе Димитрия зазвучали облегчение и надежда, и Северина позволила себе едва заметно выдохнуть.
— Конечно показалось, — она улыбнулась и кивнула, стараясь выглядеть уверенно и спокойно. Дождаться бы Яна, ох, только бы дотерпеть. — Не надо себя так мучить. Эльза давно уже забыла прошлое, и нам всем тоже следует забыть. Давай хотя бы попытаемся. Попробуй стать счастливым, просто попробуй, у тебя все для этого есть.
На лице Димитрия тоже проступила слабая улыбка. Он мечтательно посмотрел на огоньки перед собой.
— Правда? Думаешь, у меня получится? Просто быть счастливым?
— Конечно, — с жаром заверила она, прислушиваясь к работе бурых за дверью. Остановились они уже или нет? В правильном ли направлении беседа продвигается?
— И ты простишь меня? За прошлое?
— Конечно, — практически без заминки повторила она. По крайней мере, попытается. Ради своего же намерения начать новую жизнь.
Внезапно Димитрий расхохотался. Северина отступила, обиженно моргнула, наблюдая, как он откинул голову, и кадык пляшет у горла. Отблеск свечей придавал его гладкой коже золотистый оттенок, губы у Северины мгновенно пересохли — так захотелось поцеловать. Усилием воли она подавила в себе порыв: ясно ведь, что зависимость от него никуда не денется, надо учиться преодолевать ее так же, как быть хорошей.
— Волчица-волчица, — отсмеявшись, простонал Димитрий и обжег ее знакомым ледяным взглядом. — Столько лет прошло, а ты все та же наивная девчонка, которую ничему не учит жизнь. Неудивительно, что твоя девка-служанка так легко тебя провела. Тебя послушать — ну прямо святая Тереза, вошедшая излечивать чумных. Или ты меня считаешь таким наивным, что я на это куплюсь?
Северина и пикнуть не успела, как твердые мужские пальцы сомкнулись вокруг ее предплечья, но уже в следующую секунду нестерпимое жжение в ладони заставило ее завопить как следует. Перед ней поплыли огоньки в красных подсвечниках, расплавленный горячий воск в них блестел, как жидкое масло.
— Тебе это кажется, — с безмятежным спокойствием на лице убеждал ее Димитрий, пока она извивалась и пыталась выдернуть из его хватки свою руку. — Тс-с-с. Не надо так кричать. Это тебе только кажется.
— Ублюдок. Проклятый псих, — сама собой включилась защитная реакция, выработанная годами и состоящая из злости и ненависти, которые всегда служили идеальным щитом от любой несправедливости. Свободной рукой Северина принялась молотить Димитрия куда попало: по плечу, по щеке, по шее. — Отпусти меня.
— Ты не слушаешь, волчица, — смеялся он, пока ее плоть горела. — Ты должна быть счастливой. Будь счастливой. Будь. Прекращай орать как резаная. Ну же.
На глаза у нее навернулись слезы, но не от боли, а от непонимания и обиды. Впервые за долгое время она желала ему добра, она пришла, чтобы помочь, а он… Осознав, что сопротивление бесполезно, Северина сменила тактику.
— Что значит "П"? Ты обещал ответить.
— Да ничего я тебе не обещал, — миролюбиво отозвался Димитрий, но ее все же отпустил, и Северина по инерции своего рывка полетела на пол, с шипением прижимая к груди пульсирующую от жара ладонь. — К тому же, я все равно не помню.
Не теряя ни секунды, она перевернулась на живот, вскочила на ноги, бросилась к выходу. Какие уж тут благие намерения, какая уж помощь безумцу, спастись бы теперь от него самой. Северина навалилась всем весом на дверь, но та не поддалась ни на сантиметр. Шорох мастерка
