Обморок. Так вот что такое с ней случилось. Левая половина лица болела, похоже, ей досталось при падении на пол. Северина подняла руку и потрогала скулу. Не хотелось бы красоваться с синяком под глазом.
— Страдала, — выскочила вперед одна из верных пташек, хотя ее и не просили, — госпожа уже падала в обморок, когда к нам приезжала нардинийская делегация.
Ну как можно быть такой дурой? Северина только закатила глаза. Тот обморок она имитировала, чтобы отвлечь внимание от Димитрия, когда супруга накрыл припадок безумия, только и всего. Спасла, можно сказать, мир между двумя странами, а ее всего лишь сочли болезненной пигалицей.
— Мне иногда становится плохо в душных помещениях, — выдавила она сквозь зубы.
— Когда это произошло? — нахмурился доктор.
Северина призадумалась. Сколько времени минуло с того момента, как Димитрий изнасиловал ее? Она потеряла счет дням, ведь столько всего навалилось: расставание с Яном, встреча с Эльзой, попытки спасти Алекса, который вдруг подписал себе смертный приговор.
— Недели две… или три назад… — пробормотала она растерянно.
— Его Сиятельство сообщил, что вы всегда отличались крепким здоровьем, — заметил доктор.
Сам Димитрий сидел тут же, вольготно откинувшись на спинку кресла, положив руки на подлокотники и закинув ногу на ногу. Его серебристые глаза сияли блеском холодного металла, лицо лучилось надменностью и превосходством.
— Ты заставила меня поволноваться, дорогая, — искривив уголок рта в усмешке, признался он, и пташки Северины чуть ли не хором вздохнули от зависти.
— Я больше так не буду, — ответила она ровным голосом, уставившись в балдахин над кроватью.
— Ну-ну, — мягко пожурил ее доктор, зачем-то пощупав и грудь, — я предполагаю, что обмороки могут случиться с вами еще не раз, госпожа. Вам просто надо быть осторожнее, пить больше жидкости, не перегреваться и постоянно находиться в компании помощниц. Как давно у вас нет?..
— Нет? — не поняла Северина. — Чего нет?
Доктор продолжал смотреть на нее с улыбкой, но на вопрос не отвечал, и тогда снова вмешалась одна из болтливых пташек.
— Мы ждали на прошлой неделе, — ляпнула она, и еще несколько кивнули в знак согласия.
— Задержка в пять-шесть дней еще не показатель, — рассудил доктор, и тогда Северина все поняла и смерила пустозвонок гневным взглядом. Ишь какие, наверняка привыкли, что в определенные дни она становится чересчур раздражительной из-за гормональных перепадов, да еще и следили за этим.
— Но ваша матка увеличена, — продолжил он, — поэтому с вероятностью в девяносто процентов могу вас поздравить. Не волнуйтесь, я наблюдал много благородных лаэрд до вас и еще ни разу не ошибался в диагнозе. Если вы практикуете оборот, постарайтесь воздержаться от него в течение первого триместра, чтобы не вызвать спазм гладкой мускулатуры. Впрочем, потом тоже будьте аккуратны. Я буду наблюдать вас каждые две недели, и не стесняйтесь вызвать меня при необходимости сразу же.
Северине показалось, что на нее вылили ведро воды. Нет, высыпали огромный чан со льдом — так сильно мурашки побежали по коже и перехватило горло. От счастья ли? От ужаса ли? Девушки бросились к ней, наперебой осыпая радостными пожеланиями, поправляя подушки и расстегнутый воротник платья, а доктор поклонился Димитрию с очередными словами поздравления. Тот отпустил врачевателя взмахом руки, неторопливо поднялся, склонился над постелью супруги — пташки прыснули в разные стороны, наверняка сгорая от желания оказаться сейчас на ее месте. Еще бы, глаза у Димитрия сверкали, и кто мог бы определить от чего: от счастья или от жестокого торжества?
Под завистливыми взглядами сиятельный наместник нежно коснулся губами виска супруги, породив новую череду мечтательных вздохов, и едва слышно прошептал ей на ухо:
— Только попробуй не выносить мое дитя.
Она тут же задохнулась от ярости. Да как он смеет. Шепчет ей на ухо угрозы, а все вокруг думают, что это слова любви. Северина вцепилась в рукав мужа, сильно скомкав ткань пальцами, и некоторое время они смотрели в глаза друг другу: ее гневный, обиженный, наполненный болью разбитого сердца взгляд против его холодного и насмешливого взгляда победителя.
— О, ты не представляешь, что дал мне, — прошипела она, на миг потеряв самообладание, желая так же ударить его в ответ. — Это же частичка тебя. Теперь ты вечно будешь со мной в этом ребенке.
Романтично настроенные пташки и здесь нашли повод повздыхать, а сиятельный супруг Северины сбросил с себя ее руку и ушел с той же ухмылкой на лице.
Его первый подарок принесли спустя час. Северина стояла у окна, глядя в белую пелену за стеклом, бездумно лаская на руках Маркуса, поглаживая его мягкую белую шерстку и слушая довольное мурлыканье, когда служанка с поклоном внесла для нее длинную шубку из невесомого, лоснящегося на свету меха дарданийской лисы.
Потом был новый ошейник с бриллиантом для ее кота, корзина, полная зимних белых роз, часики тончайшей ручной работы с "вечным" механизмом. И каждый раз она видела в глазах служанки восхищение заботой мужа и зависть от того, как же ей повезло. Принесли и поднос со сладостями, но от вида сахарных корзиночек, усыпанных крупными иссиня-черными ягодами ежевики, Северине стало дурно.
— Это тоже презент от моего мужа? — скривилась она от отвращения.
— Нет… — растерянно ответила служанка, — это прислали с кухни. Наверно, повар хотел вас порадовать.
Северина раздраженно отвернулась к окну, пригладила навострившего уши Маркуса.
— Унеси это. Съешь сама, выкинь — мне все равно.
Служанка с поклоном удалилась.
Наконец, в дверях появился сам Димитрий. Северина смерила его хмурым взглядом и спустила кота на пол. В руках мужа красовался продолговатый черный бархатный футляр, и она фыркнула, заметив очередной подарок. Не стоило даже тешить себя надеждой, что Димитрий пытается загладить их утреннюю ссору. Нет, она не настолько наивна, чтобы верить в это. Он явно добивался чего-то другого, и ничего хорошего не стоило и ожидать.
— Подойди сюда, — позвал он, остановившись перед большим, в пол, зеркалом, и Северина неохотно послушалась. Она инстинктивно прижала ладони к животу, словно муж мог в любой момент вырвать из нее ребенка, лишить того, что сам же и дал. Впрочем, разве она не призналась самой себе, что ожидает самого худшего? Ее супруг был из тех людей, кто способен на все, даже на самое жуткое безумие.
Димитрий вынул из футляра золотое ожерелье с одинокой каплевидной жемчужиной посередине, встал за спиной жены и надел его на ее шею. Чуть дернул назад концы — она невольно схватилась за горло, ощутив, как впилась тонкая золотая полоска в кожу, перекрывая дыхание. В отражении ее блистательный супруг смотрел на нее и улыбался.
Это длилось буквально долю секунды — Северине показалось, что прошел час. Она судорожно вдохнула, как только почувствовала, что удавка ослабла, а Димитрий отвел взгляд, застегивая крохотный замок.
— Оно мне не нравится, — проговорила она и
