– Ты – мое солнце.
Она встала на цыпочки – но ему все равно пришлось наклониться, чтобы их губы встретились.
– Яна, мне нужно идти… нужно…
– Еще немножко побудь со мной…
Она уже расстегивала на нем рубашку, чувствуя, что вот-вот ноги перестанут ее держать. И Скиф понял это, подхватил девушку на руки и отнес на постель. Он покрывал поцелуями ее лицо, ее хрупкое тело, быстро избавляясь от одежды.
Она торопливо ласкала его, словно раскаивалась в том, что задерживает; и слезы текли из ее глаз – но то были не только слезы печали, но и слезы счастья. Ее мужчина был таким большим по сравнению с ней – и от этого ей было и сладко, и немного страшно; от него в самом деле исходили тепло и свет, как от солнца, – и вскоре Яна кричала, задыхаясь от наслаждения. Она обхватила его мускулистую спину тонкими руками, прижимая его к себе в такт его движениям, нежным и в то же время сильным; стремясь слиться с ним, стать его частью навсегда. Их ауры сплелись в горячем радужном вихре – и в высшей точке наслаждения ослепительно вспыхнули.
Но прошло несколько минут – и Скиф оделся и ушел в дождливое лондонское утро. Тогда Яна вытерла слезы, села у окна и начала ждать.
* * *Берег реки Воронеж, к западу от трассы М-4 «Дон»
25 сентября 2015, 09:01
Огонек открыл глаза.
И увидел белое, без кровинки, лицо мамы. Она лежала рядом, на траве. Льняные волосы слиплись и спутались. Незнакомый чернобородый мужчина стоял около нее на коленях; он опустил покрытые кровью руки в разрезанный живот Нелли – и как будто сшивал там что-то проворными пальцами. «Светлый Иной. Лечит», – понял мальчик. Из-под ладоней чернобородого лился золотистый и мягкий свет. Лицо мамы было пугающе застывшим, но на лбу быстро пульсировала жилка. «Жива, – понял Огонек. – Жива, жива», – с жарким облегчением повторил он про себя, проваливаясь в забытье.
Ему снова было пять лет. После обеда мама уложила его в кровать, дождалась, пока он уснет, и тихо вышла из его комнаты. Но Огонек не заснул по-настоящему. Спать днем было скучно. Он полежал немного, глядя сквозь ресницы на солнечные блики на потолке, а затем сел на кровати и посмотрел в окно. В саду на лавке сидел папа с книгой в руке, над его головой покачивались ветви абрикосового дерева.
Огонек видел, как мама подкралась к нему сзади и обняла. Папа выронил книжку, посадил маму на колени. Они смеялись и целовались в солнечных лучах, красивые и молодые, и мальчик чувствовал тепло в груди – ему хотелось сбежать по лестнице к ним, и пусть его тоже обнимают; но он понимал, что папе и маме надо побыть вдвоем. Вскоре они ушли в дом, не размыкая объятий. А Ярик еще долго сидел на подоконнике с игрушечным пистолетом на коленях – и смотрел на ведущую к дому дорогу и бескрайнее синее море вдали. Пока взрослые заняты друг другом, он охранял их покой. Нес свой дозор.
Это было так давно… уже сложно поверить, что это было. И горькая сладость под сердцем понемногу таяла. Ушедшего не вернуть даже с помощью колдовства, это Огонек уже усвоил в свои двенадцать лет. «Нет прошлого и нет будущего – есть лишь настоящее», – так говорил отец. Эта мысль помогала без сожаления смотреть назад и без страха – вперед.
Когда он вынырнул из сна – Лина снова была рядом. Девочка провела рукой по его лбу, вытирая пот, и протянула чашку с ароматным травяным питьем.
– Давай-ка до дна.
Огонек глотал обжигающий напиток, и в голове прояснялось, а боль уходила. Иссеченные Темным колдуном лицо и грудь тихонько зудели – то заживали множественные порезы.
Зализываем раны. До нового боя.
Лина смотрела на него с сочувствием и каким-то новым интересом:
– Нас отравили, ты понял? Тетка из гостиницы. А ее сын был злой колдун.
– Он ей не сын.
– Откуда ты знаешь?
– Я был очень близко к нему и почувствовал… Это сложно объяснить. Он живет на свете уже очень давно. А тетка – его слуга. И остальные тоже.
Рука задрожала – и он протянул чашку девочке.
– Спасибо тебе, Ярик, – сказала тихо Лина, – ты спас нас.
– Я просто закричал изо всех сил…
– Ты такой молодец.
Лина с восхищением смотрела на Огонька бездонными зелеными глазами.
– Где же чудовище? – спросил он смущенно. – Ушло?
– Скиф зарубил его. Он услышал твой крик.
– Кто это – Скиф?
Лина кивком указала в сторону.
Огонек огляделся. Он лежал на опушке леса, на ложе, сплетенном из ветвей и трав – мягком и удобном. На дальнем краю луга поднимался к небу столб дыма – это догорали руины «Доброй белки». Одноглазый светловолосый гигант в черной кожанке стоял поодаль, негромко обсуждая что-то с отцом Огонька. Покрытое шрамами лицо, низкий повелевающий голос, за спиной – двуручный меч. Весь его облик лучился мощью. Сердце мальчика забилось быстрее от радости – в компании с таким бойцом им никакие чудовища не страшны! Голова отца была обвязана окровавленными бинтами. Значит, он тоже ранен. Приглядевшись, Огонек понял: поляну над их компанией словно окружал прозрачный купол, приглушавший звуки мира.
Огонек поискал глазами маму. Она лежала неподалеку, на такой же лежанке из травы – все еще бледная и неподвижная. Чернобородый мужчина сидел рядом с Нелли, сжимая ее руку.
Жива…
Пришло ощущение покоя.
Мы прошли через жестокий бой и выжили.
Выжили, да не все.
Тело Софи лежало у края купола – там, где переливалась в солнечных лучах зеленоватая гладь реки. Рядом на коленях застыл Айрат. Его ладонь ласково скользила по спутанным кудрям девушки.
– Софи уже умерла, когда пришел Скиф, – печально сообщила Лина. – Твоя мама тоже – но всего минуточку, и Книжник успел ее оживить. Он сказал: еще чуть-чуть – и было бы поздно.
– Книжник? Этот врач?
– Да. Он же твой родственник – разве ты не знал, что он врач?
Что я вообще о себе знал еще недавно? Все ли я знаю теперь?
– Поспи еще, Огонек, – предложила Лина. – Скиф говорит – во сне мы выздоравливаем.
Она пошлепала босиком по траве к Нелли. Мальчик закрыл глаза, но больше не заснул. Лежал и слушал тихие голоса.
– Где ты встретил Книжника? – голос отца.
– В последние годы он жил в Англии, – отвечал Скиф. – А у меня давние дружеские связи с лондонским Ночным Дозором.
– Он искал Дориана?
– Да. Смелая затея, учитывая разницу в их уровнях Силы. Я знал – начинаются большие дела, и захватил его по дороге в Россию из Латинской Америки.
– Что ты там потерял?
– Не потерял, а нашел. Помнишь Яну, Кот?
– Хотел бы забыть, – голос отца дрогнул, – но это невозможно.
– Я отыскал ее и заглянул в ее грезы.
– Что там?
– Тьма и
