Тасдием приблизился; его движения были резкими и неловкими, как будто его мускулы еще не научились заботиться о меняющихся костях. Он протянул руку к порошку на моей ладони. Потом замер.
И улыбнулся.
— Сперва ты, — сказал он.
Помните, что я говорил об отказе?
— Нет, мой господин… Я не должен. Пыль священна — ею не пользуются, пока не придет время. Вы же видите, что мои метки Черной Тени слишком маленькие и слабые. Пыль не подействовала бы на меня.
— Тогда тебе нечего бояться ее глотать.
Застигнутый врасплох его безупречной логикой, я слегка поклонился.
— Как прикажете, мой господин.
Я взял примерно половину порошка с ладони и положил на язык:
Потом проглотил.
Все — я имею в виду: все до единого — таращились на меня, ожидая, что я упаду мертвым, отращу рог или сделаю что-либо столь же ужасающее.
Идиоты.
Единственное последствие глотания черного порошка — сильный запор.
— Вам нужно положить священную пыль на язык, мой господин, — сказал я Тасдиему, протянув ему остаток порошка.
Он с поразительной выдержкой долго терпел боль. Теперь, увидев крупинки на моей ладони, явно безопасные и такие близкие, он не смог больше противиться, схватил меня за запястье и вылизал ладонь. Отвратительно.
— Хорошо, мой господин, — успокаивающе сказал я. — Теперь не глотайте. Держите священную пыль на языке, пока произносите заклинание — держите как можно дольше.
Он в недоумении уставился на меня.
Я хлопнул себя правой рукой по лбу.
— Простите мою глупость, лорд-маг. Заклинание — это первый теневой слог. Пусть он, вибрируя, исходит из вашего горла.
Он продолжал тупо смотреть на меня, без сомнения, гадая, что, к чертям, значит — теневой слог?
— Это «А», мой господин.
Жестом правой руки я предложил ему повторить.
— А? — нерешительно сказал он.
Я кивнул, снова махнув рукой.
— Откройте рот шире и скажите: «А».
Как ни удивительно, он так и сделал.
— А-а-а-а, — протянул он.
— Просто подержите еще секунду, мой господин.
Я жестикулировал именно правой рукой при каждом возможном случае, чтобы он не заметил мою левую, которая теперь выцарапывала из другого мешочка все до единого крупицы красного порошка, какие я смог найти. Я подбросил весь порошок в воздух, а потом обеими руками создал магические фигуры: безымянный палец и мизинец прижаты к ладони в знаке сдерживания, большие пальцы устремлены в небо, для чего бы это ни было, а средний палец и указательный направлены прямо на широко разинутый рот безумного ублюдка.
— Караф, — произнес я.
Обычно я давал порошкам столкнуться, а потом направлял взрыв в своего врага, но я мог направить по воздуху что угодно достаточно легкое — просто с не очень большой силой. К счастью, сейчас это было неважно. Приведенные в движение моим заклинанием, красные крупицы порошка влетели прямо в рот Тасдиема, где встретились с черным порошком. Толчок магии дыхания послал смесь прямиком в его глотку.
Маг — Черная Тень уставился на меня в изумлении и замешательстве, но лишь на долю секунды, потому что потом два порошка взорвались и разнесли ему горло.
То, что осталось от завитков Черной Тени, удерживавших Диадеру и остальных, быстро втянулось обратно в Тасдиема, без сомнения, пытаясь уберечь от разрушения остальное тело мага. Его пленники упали на землю.
Шесть метателей Теней быстро вскочили и встали рядом со мной, с изумлением глядя на беззвучно вопящего Тасдиема, который даже сейчас продолжал превращаться в демоническую сущность, так долго ждавшую своего появления.
Я посмотрел на них:
— Можно прямо сейчас.
Турнам уставился на меня:
— Прямо сейчас — что? Ах да.
Несмотря на отвращение — и немалый страх того, что Тасдием все еще может меня убить, — я ухмыльнулся. Для разнообразия приятно быть тем, кто понимает, какого черта он делает.
Метатели Теней направили свои выдающиеся способности против мага. Ленты Турнама схватили его за руки и за ноги и потянули в разные стороны, одновременно подняв вверх. Метки Диадеры взлетели с ее щек и зароились вокруг головы умирающего мага, разрывая на части то, что осталось от его лица. Остальные присоединились к ним, и объединенные усилия сделали сопротивление невозможным. Только Бателиос держался позади, то ли потому, что его сила не годилась для нападения, то ли потому, что понимал: в этом больше нет необходимости. От могущественного Тасдиема не осталось ничего, кроме груды костей и растерзанной плоти, сплошь облитых густым черным маслом. Интересно, в один прекрасный день я закончу примерно так же?
Остальные растирали онемевшие руки и ноги, фыркая, отдуваясь и глядя на мертвого мага, как стая волков, которые высматривают любые признаки жизни, еще теплящейся в добыче, в ожидании, когда ее разорвут в клочья.
— Интересно, каким он был, — сказал я, чувствуя, что кто-то должен замолвить слово за беднягу. — Может, он был не таким уж плохим человеком, прежде чем с ним это случилось.
Метатели Теней — все, даже Диадера — посмотрели на меня так, будто теперь хотели убить меня даже больше, чем Тасдиема.
— «Может, он был не таким уж плохим человеком»? — повторила Сутарей. Рычание в ее голосе напоминало Рейчиса, только что совершившего убийство. — Разве ты не слышал, как он похвалялся, что сделал с теми, на кого его послал охотиться военный отряд?
Ее веки трепетали, черные отметины на них были похожи на крылья разъяренной бабочки. Она посмотрела мимо меня на грязную дорогу позади, внезапно подошла, схватила меня за руку и потащила по дороге.
— Что ты делаешь? — спросил я, пытаясь вырваться.
То ли благодаря удивительной силе, то ли благодаря необузданной ярости, Сутарей меня не отпустила.
— Иди сюда, глупец, — сказала она. — Я покажу тебе, каким человеком он был.
Глава 34
КАКИМ ЧЕЛОВЕКОМ ОН БЫЛ
Их была дюжина, ожидавших нас за околицей маленькой деревни; у всех на лицах или руках виднелись метки Черной Тени. Они стояли раздетые, неподвижные, как высохшие деревья с содранной корой. Мертвые глаза таращились с серых лиц. Почерневшие языки вывалились из открытых ртов — как у собак, ожидающих подачки. Можно было бы принять их за живых, если бы не запах.
— Почему они еще стоят? — спросил я. Мой голос больше смахивал на полузадушенный шепот.
Сутарей подошла к ближайшей жертве. Вероятно, некогда плотное тело теперь выглядело… пустым. Сутарей тихо заговорила про себя, почти молясь, что было невозможно, поскольку она была джен-теп, как и я. Закончив, осторожно толкнула этого человека. Он опрокинулся назад, словно срубленное топором дерево,
