А затем они услышали звук. Пока еще далекий, он был столь глубоким и низким, что вибрация чувствовалась сквозь бетонные стены и металл. Даже дверь подрагивала. Они оба посмотрели на нее – потом друг на друга. Неужели кавалерия и правда прибыла?
Кекс невольно вскочил с кресла.
– Они здесь!
Наоми покачала головой. Слишком рано.
– Вряд ли.
По другую сторону двери Майк тоже слышал звук. В коридоре он раздавался еще громче, эхом отражаясь от блочных стен. Глухой рокот усиливался. Майк не сомневался, что приближалось несколько автомобилей или другой техники.
А машины означают, что в них есть двуногие, которые вечно кучкуются вместе и постоянно куда-то перемещаются.
Это куда проще и приятнее, чем иметь дело с запертой металлической дверью, при одном взгляде на которую начинало ныть все тело.
Мне не нужно туда, я должен выйти к другим людям.
Он повернулся и зашагал по коридору в сторону источника шума.
У входа в здание, на парковке, по фасаду полоснул свет фар.
Их, надо сказать, оказалось девять – две от черного полутонного пикапа, и по одной от семи «Харлеев», которые и создавали весь этот грохот.
«Фэт Бой» Гриффина с прямым выхлопом был самым громким из них.
(Данный факт отметили бы даже друзья Гриффина.) Они сказали бы, что это уже слишком: «Слушай, чувак, в мире есть и другие люди».
Байк затормозил у дверей, хозяин слез с мотоцикла, повесил очки на руль и сплюнул на гравий.
Гриффин был пьян уже десять часов, что в выходные являлось его обычным состоянием. Но выкуренный косяк и полфунта говяжьего буррито, съеденного пару часов назад, привели к тому, что окружающее начало его подбешивать. Даже у такого жирдяя есть свои пределы. Вокруг крыльца ревели другие «Харлеи»: здесь были все – Седрик, Айронхэд, Вино, Куба, Мусор и Доктор Стивен Фридман.
Последний, как и Гриффин, являлся человеком, к которому невозможно приклеить дурацкое прозвище. Так и получилось.
Все в нем кричало о том, что он – Доктор Стивен Фридман, и таковым он им и остался – неплохой дантист, который любил гонять на мотоцикле в полном байкерском прикиде.
А из пикапа тем временем вылезли Коротышка и Рев. Большая часть прибывших находилась в той или иной степени опьянения, кроме Дока (он был в завязке целых восемнадцать месяцев), и Коротышки (она придерживалась философии straight edge[12]).
Ночь началась довольно невинно, в снятом Гриффином доме, скудно обставленном, с двумя спальнями в стиле ранчо, у Сидар Лейк, в самом конце тупика.
Соседи не жаловались на шум. Их жилища располагались далеко, им было плевать на Гриффина, а ему на них.
Поэтому его приятели знали: здесь можно нажираться, отрубаться, в общем, делать что хочешь.
Кроме того, Гриффин являлся счастливым обладателем сразу трех «Самсунгов» с 55-дюймовыми изогнутыми экранами, которые красовались в гостиной и в спальнях (с отдельным кабелем – у каждого, а это означало, что никому не приходилось драться из-за того, что смотреть).
Именно из-за телевизоров они и приехали на склад в четыре утра. После того, как «Самсунги» пять месяцев пылились в ячейке, Гриффин наконец-то продал половину из них. Задачка оказалась не из легких. Он усердно обрабатывал клиентов, но пока у него не вышли все скромные запасы пущенного по кругу кокса, народ не согласился дать ему по сотне баксов.
Теперь оставалось только взять технику и загрузить ее в тачку Рева.
Итак, каждому принадлежал один «Самсунг», хотя Мусор хапнул себе целых пять. Он хотел сдать их знакомому из отдела электроники в «Уолмарте», чтобы тот толкнул их на распродаже. Забавно.
Гриффин был уверен, что именно со склада в Топеке их сперли в первый раз. Но вопросов предпочитал не задавать.
Он еще в октябре согласился заняться краденым товаром, но уже горько пожалел об этом. В розницу телики продавали по семьсот девяносто девять долларов, ожидалось, что они произведут фурор, но на самом деле оказалось, что гребаный изогнутый экран никого не впечатляет.
Не важно, что это 4К, LED, или Ultra, или им подобное дерьмо: вы могли где угодно взять почти такой же телевизор за полцены с картинкой не хуже, чем у этих новинок. По условиям сделки выручку делили пополам, то есть той ночью за свои труды Гриффин получал всего лишь жалких шестьсот баксов. Чуть больше, чем аренда ячейки, где «Самсунги» пылились пять месяцев. По крайней мере, он избавится головной боли.
А сейчас он был злой как черт. За последний час он, должно быть, звонил мелкому ублюдку Кексу раз десять, сказать, что едет сюда с Серьезными Ребятами, и парню лучше свалить подальше и не видеть того, чего он видеть не должен. Но мелкий козел не отвечал. Впрочем, сообщение он получил: когда Гриффин остановился у двери, то заметил, что стойка регистрации пуста.
Однако, посмотрев на стену, он замер с ключом в руках. Его и без того выпученные глаза стали еще больше.
Там была дыра. Две, если точнее, здоровые, метра полтора.
Проломы в гипсокартоне.
Лысая голова Гриффина мгновенно стала пунцовой, к лицу прилила кровь.
– Что за фигня, урод, что за фигня, что за фигня?! – заорал он.
Он провел картой по считывателю, дверь открылась, и Гриффин ворвался внутрь.
Ссутулившись, как боксер перед ударом, он подбежал к столу, ошарашенно взирая на стену.
Айронхэд последовал за ним.
– Вау, что тут у вас происходит? Чем ты вообще здесь занимаешься?
– Я собираюсь порвать его, вот что! Что за фигню он устроил в том месте, где я делаю гребаный бизнес?
Седрику и Мусору все показалось забавным. Айронхэд перепрыгнул через ресепшен, заинтересованный мигающими огоньками.
– Ого, здесь куча всякой электроники и еще какого-то дерьма!
В помещение ввалился Стивен Фридман, трезвый и сочувствующий приятелю.
– У тебя, похоже, проблемы с персоналом, Дэррил.
Гриффин ненавидел Фридмана, в основном за то что только он называл его христианским именем.
Он вытащил телефон и ткнул толстым пальцем в экран, чтобы позвонить Кексу, но из фойе раздался нетерпеливый голос Рева:
– Мы идем или как?
Ладно, уродца он убьет позже.
– Да, сюда, – Гриффин зашагал ко входу в хранилища, снова вставил карту.
Ворота, жужжа, поднялись, и они отправились внутрь.
Пока они с шумом брели по коридору в глубину здания, Куба услышала что-то слева и обернулась.
Они свернули в другой коридор, и ей показалось, что она кого-то увидела. Явно не охранника, а одутловатого парня в тесных джинсах и рабочей рубашке, испачканной в чем-то зеленом и натянутой у пуговиц на животе, словно он недавно набрал вес, но не стал покупать новую одежду.
Он смотрел на их процессию, и до него еще оставалось метров тридцать.
Их глаза встретились, и она нашла его внешность приводящей в замешательство, лицо – таким же опухшим, как и остальное тело, а взгляд – чересчур напряженным.
Они таращились друг на друга пару секунд, а потом он проковылял мимо и скрылся