Данный конкретный Т-41 создали и задействовали в тысяча девятьсот семьдесять первом году для использования в так называемом Фульдском коридоре в Западной Германии. Стратегически важный объект представлял собой две низменности между горными массивами, через которые опасались вторжения советских танков в долину Рейна и в Западную Европу. Во избежание затяжного танкового боя было решено разместить там Т-41, которая в случае угрозы направленным взрывом уничтожила бы технику противника. Многие в Пентагоне в те ранние годы считали ядерное оружие просто более массивной и эффективной версией обычных бомб.
Однако в восемьдесят восьмом атмосфера изменилась, договор о ликвидации ракет вступил в силу, и последние триста переносных бомб изъяли из Западной Европы, списали и демонтировали.
Все, кроме этой. Поскольку три года после подтвержденного успеха бомбардировки Кивиркурры Роберто, Трини, Гордон Грей и кое-кто еще безуспешно пытались убедить вышестоящих в необходимости разработать план действий на случай, если Cordyceps novus вдруг освободится из своей подземной тюрьмы в шахтах Атчисона. Склады идеально подходили для направленного подрыва ядерного устройства, говорили они. Если все правильно спланировать и разместить, то человеческие потери можно свести к минимуму. Разумеется, даже подземный ядерный взрыв скрыть не получится, но в конце концов это же аварийный сценарий, к которому, вероятно, никогда не прибегнут. Но разве не стоит подготовиться и к нему?
Их предложение отклоняли всякий раз, поэтому группа решила взять дело в свои руки. В процессе разоружения Западной Европы они подделали отчеты о перемещении в рамках координирования ликвидации оружия, и тридцать лет спустя, вот оно. Экстренный план, в ящике, в подвале, под коллекцией марок Трини.
Начав вытаскивать штуковину из контейнера, Роберто вдруг почувствовал резкую боль в спине. Он тотчас остановился – потише, идиот! – выпрямился и поднял бомбу. Т-41 весила двадцать пять килограммов, побольше, чем он ожидал и чем помнил.
Диаз поставил ее на край ящика и посмотрел на Трини.
– Не подержишь ее немного?
Романо так и сделала. Роберто отвернулся, присел на корточки. Продев руки в ремни, он затянул их так сильно, как мог, выдохнул и встал. Теперь штуковина билась о его бедра. Она была тяжелой, да и он уже не молод.
– Ок, пошли.
Она посветила на него фонариком и засмеялась.
– Что?
– Ничего. Опять мы вляпались в какое-то дерьмо.
– Так на пенсии еще интереснее, – заметил он. – После вас, леди.
Они отправились в обратный путь вокруг бильярдного стола, мимо сломанного шезлонга и к лестнице, ведущей вверх.
Трини поставила ногу на четвертую ступеньку, а Роберто всего на первую, когда внезапно в подвале вспыхнул свет.
Они застыли, на мгновение ослепленные, одновременно сощурили глаза и наконец различили силуэт человека наверху, в боксерах и футболке «Канзас-Сити Чифс».
Он направлял на них дробовик.
В голове Роберто пронеслось несколько вариантов развития событий, но не подходил ни один, особенно с таким холодильником на спине и в таком вот положении: позади Трини, на лестнице, лицом к лицу с вооруженным типом.
Впервые за долгое время Диаз проверил все свои инстинкты, опыт и разум и остался ни с чем.
– Ого, – произнес он.
Мужчина вздохнул. Он опустил ружье, глядя на Трини.
– Мам, это ты?
Она улыбнулась.
– Привет, милый. А ты растолстел.
И правда, Роберто заметил, что футболка сына Трини натянулась на животе.
Мужчина спустился на несколько ступеней вниз и прошептал:
– Что ты делаешь?
Трини продолжила подниматься, и Роберто последовал за ней.
– Забираю кое-что, – ответила она. – Через пять секунд нас тут не будет.
Вспомнив, что она не одна, Романо обернулась:
– Извини. Энтони, это мой друг Роберто.
Диаз протянул мимо Трини руку:
– Мы встречались. Думаю, тебе тогда было года три.
Энтони механически пожал ее.
– Ага-ага.
И снова обратился к матери.
– Джанет тебя убьет. Да и меня тоже.
Трини провела по губам так, как будто застегивала молнию: дескать, молчи, и ткнула пальцем вверх.
Энтони кивнул и начал подниматься по лестнице, чтобы не мешать им.
Он не мог помочь, хотя видел огромную армейскую штуковину, висящую на спине Роберто, поэтому отвел глаза и устремил взор в другую сторону.
Пройдя к кухонной двери, он, не говоря ни слова, распахнул ее перед Трини и Диазом.
– Может, на День благодарения? – произнесла Романо.
– Хорошо бы. Я постараюсь.
– Люблю тебя, милый.
– Я тоже тебя люблю, мам.
Дверь тихо закрылась.
Пока они шагали по лужайке, Роберто произнес:
– А он здорово вырос.
– Да. Славный мальчик.
Диаз посмотрел на нее.
– Я тут подумал…
– Да?
– Про то место, где ты хранила ее.
– А что с ним не так?
– Гм… дети?
Она закатила глаза.
– Ой, перестань! Не похоже, что они знают, как активировать ее. Господи, ты слишком осторожен.
Спорить бесполезно. Такова Трини. Ее не переделаешь.
И ему это в ней нравилось.
Десять минут спустя они припарковались у ее дома.
Трини сделала свою работу.
Теперь Роберто сидел на сиденье водителя, а рюкзак с номером семь лежал в багажнике.
Они приедут в пункт назначения через тридцать две минуты.
Трини показывала дорогу.
– Направо, потом второй поворот налево, и до съезда еще километр. И прямо по шоссе 73.
– Как далеко отсюда до Атчисона?
– Минут двадцать пять. Уверен, что не хочешь, чтобы я, – она хрипло закашлялась.
Роберто посмотрел на напарницу. Ночь оказалась для нее изнурительной, и оба знали, что ей не стоило ехать с ним.
– Я справлюсь, – сказал он. – А ты все еще хороша.
Она снова закурила.
– Ты ведь сумеешь вытащить тех двоих?
Он подумал.
– Если получится.
– Попробуй, хорошо?
Роберто покосился на нее.
– На закате жизни ты становишься мягче.
Трини улыбнулась.
– Солнце уже село, красавчик. И теперь повсюду сидят светлячки, – она затянулась и выпустила облачко дыма, которое заклубилось вокруг ее головы.
Роберто положил руку ей на плечо. Она благодарно склонила голову.
– Звони в любое время, когда захочешь, – сказал он, – я готов выслушать самую дурацкую чушь.
Она улыбнулась еще раз.
– Было бы чудесно.
23
Мэри Руни уснула на кушетке в своей ячейке SB-211 примерно час назад и проспала бы всю ночь, если бы не выстрелы Майка.
Не в первый раз она отдыхала тут, на самом деле, как она позднее поняла, хорошо высыпаться она могла только на складе, а точнее, в своем частном старом добром хранилище.
Началось все с того, что, приходя сюда, она ложилась чуть-чуть вздремнуть, только чтобы провести какое-то время наедине с воспоминаниями. А потом она перетащила сюда свою кушетку, и в ячейке стало весьма и весьма уютно.
Задремывала она все чаще, и сон становился все дольше. Где еще она могла почувствовать себя столь спокойно? Ее окружали вещи любимых ею людей, и она ощущала себя в полной безопасности.
Нет, дома она не могла бы себе этого позволить, опрометчиво взяв по настоянию
