— Пока, — одновременно с этой его фразой обронила я.
И только у двери своей квартиры пришло осознание необъяснимой уверенности, с которой я выдвинула именно этот ящик…
Ключ в руке дрогнул. Правда, а как я безошибочно нашла ложку в чужом доме?
И откуда-то свыше пришел ответ на этот вопрос.
Ты не нашла ее. Ты знала, что она там.
Но в очередной раз удивиться я не успела, потому что от размышлений отвлек громкий телефонный звонок.
Я подняла трубку со стоящего на тумбе аппарата.
— Даша? — оттуда послышался голос
Артема Витальевича!
— Да-а… — протянула я пораженно. Ишь, явился!.. Сейчас, наверно, извинится, скажет: «Простите, что не смог вас предупредить, обстоятельства заставили меня срочно…»
Но наполовину составленную в уме фразу разбил металлический тон:
— Где вы были сегодня в двенадцать дня?
Такое начало меня огорошило, поэтому я только безмолвно хлопнула ресницами.
— Алло! — требовательно позвал педагог.
— Как — где?.. — произнесла я, наконец. — В училище. Ломилась в семнадцатую аудиторию.
— Даша, оставьте этот жаргон! «Ломилась»!.. А вы в курсе, что Элеонора Львовна пришла ради вас с температурой?!
— Ну я была там, Артем Витальевич! — чуть ли не крича, начала уверять я. — Там никого не было!
— Где никого не было? — холодно уточнил преподаватель.
— Нигде! Ни в училище, ни в классе! Все двери были заперты. Поэтому я и в них и ломилась…
В ответ раздался саркастический смешок.
— Значит, вы там были. А в журнале вы, надеюсь, отметились?
Я вспомнила журнал, где не значилось ни одной фамилии.
Но говорить этого Артему Витальевичу я почему-то не стала.
Я почувствовала, что происходит что-то непонятное. С того дня — когда фальшивая контрольная сама собой переписалась моим почерком и впрыгнула в портфель, выпихнув оттуда настоящую.
На прощание голос Артема Витальевича стал совсем ледяным.
— Только из уважения к вашему отцу я назначил вам последний срок сдачи — двадцать второе июня.
— Ровно в четыре часа?.. — ляпнула я.
Трубка загудела, и я медленно опустила ее на рычаг.
Ну я же там была! Почему он мне не верит?..
И журнальная страница с сегодняшним числом была пуста! И двери закрыты! Почему он мне не верит?..
И в этот момент я вспомнила Степино жалобное лицо и его фразу:
«Останься здесь сама, тогда поверишь!..»
И почувствовала кожей, каково быть на его месте.
В ту же секунду я собралась наверх, к Борису Тимофеевичу.
Надо поддержать парня.
Хотя он, безусловно, городит несусветную чушь.
Интересно, что по этому поводу сказал бы Артем Витальевич?..
Не раздумывая больше, я вновь поднялась на двенадцатый этаж и позвонила.
ГЛАВА 5
— Можешь лечь в зале, а можешь — в спальне дяди… — указал Степа на узкую, продавленную в середине, кровать Бориса Тимофеевича. Как и большинство вещей в квартире покойного, кровать была старинной, скорее всего, французской — про такие шишечки по краям изогнутой металлической спинки я когда-то читала в произведениях Мопассана и Золя.
Глянув на нее, тонущую в свете неяркого ночника в форме раскинувшей крылья чайки, я почему-то испытала непередаваемый страх.
Только не в спальне дяди!..
— Пожалуй, нет. Давай… — я ужаснулась, что предлагаю такое, — давай ляжем в одной комнате.
Честно говоря, в детективах Агаты Кристи меня всегда удивляло, почему героям, которых по очереди убивали в их спальнях в каком-нибудь особняке, не приходило в голову до выяснения личности убийцы спать всем вместе в одной большой комнате?..
Степа не нашел в моем предложении ничего предосудительного.
— Давай, — согласился он.
Мы устроились в большой спальне — одной из имеющихся в наличии четырех комнат. В моей квартире, в данный момент пустующей этажом ниже, подобная служила родительской спальней. Она была наиболее удалена от повергшей меня в легкий ужас комнаты дяди.
Точной копии моей комнаты этажом ниже.
Почему-то эта аналогия мне совсем не нравилась.
Все-таки, он лежал именно здесь! Прямо над моей головой…
Степа уступил мне широкую кровать, а сам улегся рядом на раскладывающееся кресло.
В незавешенное шторами окно глянула огромная белая луна.
Неподвижная черная голова Степы на светлой подушке отчего-то показалась каким-то черным обрубком дерева.
Я поежилась — неужели этому школяру удалось нагнать на меня страху?..
И тут же одернула себя. Вот еще, глупости!..
Вдруг черная голова приподнялась на подушке и произнесла голосом Степы:
— Только ты сразу не засыпай. Он скоро ходить начнет…
Я хотела было ответить, что не собираюсь, не смыкая глаз, ждать этого знаменательного момента, но что-то удержало меня от сарказма, и я кротко согласилась.
— Хорошо, полежу пока так…
Надеясь повернуться к стенке и тут же заснуть.
Но время шло, а сна по необъяснимой причине не было ни в одном глазу. Он словно брел где-то рядом, а меня обходил стороной.
Степа тоже ворочался в своем кресле с боку на бок.
Примерно через полчаса бесполезного лежания и смотрения в потолок я окликнула парня.
— Степа!
— Что? — мгновенно отозвался он.
— Ну что, можно уже спать? — не удержалась и съязвила я.
Степа приподнялся, и я увидела его обнаженный по пояс темный силуэт. Голова наклонилась в сторону двери.
— Тс-с! — вдруг вскрикнул он громким шепотом и в то же мгновение переполз на мою кровать.
Я быстро отодвинулась к стене.
— Слышишь?!. — не обращая внимания на мой маневр, шепнул он мне прямо в ухо.
Я прислушалась, но не услышала ничего, кроме гнетущей тишины.
— Кто-то прошел из зала в дядину спальню. Там в одном месте паркет скрипит так… характерно…
Внезапно трусость Степы стала мне противна, и я, в белой рубахе до пят, с распущенными длинными волосами, сама похожая на привидение, вылезла из кровати и решительно потянула его за собой.
— Пошли!
Неожиданно тот повиновался.
Мы вышли в просторный зал, освещаемый лишь низко висящей луной. Мягкий свет лежал на предметах интерьера — на крышке высокого старинного сундука, на дверях тяжелого шкафа, на паркетных досках пола…
— Видишь? Никого, — шепнула я, но уже менее решительно. Все-таки не очень приятно глубокой ночью бродить в темноте по чужой квартире, где недавно умер человек…
На Степу вдруг нахлынул прилив храбрости, и, ухватив под локоть, он потянул меня через узкий переход в маленькую дядину спальню.
На стыке зала и коридора паркет вдруг негромко скрипнул под нашими шагами.
Характерно… — вспомнила я.
Степина рука дрогнула, но, преодолев страх, он потащил меня дальше.
Короткая мысль пробежала в голове за мгновение до того, как ступить в дальнюю комнату.
Зачем я ввязалась во все это?!
Но не успела я принять ее или отбросить, как очутилась на пороге спальни, и, озаренная голубоватым светом, она предстала перед моими глазами.
На миг мне показалось, что передо мной моя собственная комната, и дыхание застыло где-то внутри, но, присмотревшись, я увидела письменный стол у окна, под ним урну с белеющим мятым листом, и облегченно вздохнула.
Это комната Бориса Тимофеевича, и в ней никого нет.
Я уже хотела развернуться и пойти обратно,
