И могли бы причесать меня!
Усевшись на пушистую банкетку, я принялась расплетать косу, продирая пряди щеткой. Моя мачеха никогда не купалась одна, но в Баллиштейне, похоже, королеве приходится делать все самой. И наливать холодную воду в ванну тоже. Я кипела от злости, и немного успокоилась только когда забралась в воду, окунувшись по шею, а потом нырнув несколько раз по макушку.
Вода была восхитительно горячей. Я блаженно растянулась в ванне, закрывая глаза. В Санлисе у меня не было такой роскоши, как личная ванна, и я могла помыться лишь в общей бане, вместе со служанками, либо ополоснуться в тазу в комнате сестер. Правда, став невестой короля, я познала удоволствие настоящего купания. Но эта ванна была больше и удобнее, чем ванна в Санлисе, и немного примирила меня с необходимостью сидеть под замком.
Запах лаванды от воды успокаивал и навевал сон. Я стряхнула сладкое оцепенение, намылила и ополоснула волосы, потом поднялась на колени, потянувшись за простыней, и увидела в зеркале отражение сэра Эдэйла — он стоял за порогом ванной комнаты, чуть сдвинув в сторону занавес, отделявший ванную от спальни, и смотрел на меня.
Рыцарь стоял, наполовину скрывшись за косяком, и лишь немного отодвинул занавес — были видны темный глаз, насупленная бровь и уголок крепко сжатых губ. Но и этого оказалось достаточно, чтобы меня снова охватило колдовское безумие — я не догадалась хотя бы прикрыться руками. Хотя… зачем прикрываться, если он уже видел меня всю?
Я продолжала стоять на коленях, открытая от макушки до пояса, а Рэндел продолжал смотреть. Мне казалось, даже воздух между нами зазвенел от напряжения. Но это продолжалось всего лишь несколько секунд. Потом сэр Эдейл медленно опустил занавес, а я словно обрела ум и сознание, и тут же опустилась в воду по самое горло. Сердце билось неровными толчками, я никак не могла вздохнуть полной грудью, и задыхалась, хватая воздух ртом.
Да что же это?!
— Миледи, — услышала я голос Эдит. — Мы накрыли на стол. Вы желаете кушать?
Облизнув пересохшие губы, я попыталась ответить — и не смогла, горло перехватила судорога.
— Миледи? — позвала Эдит уже от порога, по ту строну занавеси.
— Сейчас… иду… — наконец-то смогла вымолвить я.
Но прошло еще достаточно времени, прежде чем я выбралась из воды, чувствуя, как досадно дрожат колени, и завернулась в простынь.
— Вам помочь? — послышался встревоженный голос Эдит.
Ее помощь запоздала, и я обошлась сама, надев нижнюю рубашку и набросив бархатный халат — длинный, до самого пола, обнимавший тело нежно и тепло, как… как кое-кто, о ком я предпочла бы не думать.
Когда я вышла из ванной, стол был накрыт заново, и теперь здесь стояли блюда, которые были мне больше по душе. Я села ужинать, и три горничные услужливо встали рядом. Но я уже не верила их услужливости. Как не верила учтивым словам северян и их… клятвам.
Хорош рыцарь чести! Убивший невесту за нарушение клятвы верности!
А сейчас — что это было?! Что, как не нарушение клятвы, данной своему сюзерену? Или подглядывать за женой короля — не значит приподнимать край покрывала на его брачном ложе?
Я кипела от злости, но до времени сдерживалась, чтобы не сделать себе еще хуже. Пока они посадили меня под замок в приличные комнаты и кормят сносно, но кто знает — не окажусь ли я завтра в подвальной клетке, на хлебе, воде и костях?
— Мне показалось, я слышала голос сэра Эдэйла, — сказала я, добавляя в сметану нарезанную зелень.
— Да, это он принес ваши вещи, — с готовностью потвердила Эдит, указывая на мои дорожные сумки, сваленные у стены. — Если вам угодно, пока вы кушаете, мы разберем ваши вещи.
— Угодно, — кивнула я.
Пока они занялись сумками, Я взглянула на дверь. Заперта ли она? И неужели слуги будут вот так входить, когда им вздумается? Ведь изнутри не было даже задвижки, даже самого маленького крючка. И кто знает, когда сэру Эдейлу или кому-то еще вздумается полюбоваться на меня во время купания.
— Я положила ваши личные вещи в сундук, возле кровати, — Эдит появилась из спальни и встала передо мной, чинно глядя в пол. — Если что-то угодно — зовите. С вашего позволения, мы вычерпаем воду, уберем со стола и удалимся. Дорога была долгой, девушки устали.
Молча кивнув, я потягивала горячий травяной чай, пока горничные суетились. Судя по всему, ни одна не собиралась ночевать в комнате со мной. И никто не предложил мне розовой воды, чтобы обтереть кожу, или мускусного масла, чтобы надушить волосы…. Значит… значит, я не увижу мужа этой ночью?
Неизвестно, хорошо это было или не очень, но похоже, что я получила ночь передышки. Горничные ушли, негромко щелкнул замок, и я осталась одна. Взаперти. Как пойманная в клетку.
Я приоткрыла ставень и выглянула в окно. Из моей комнаты просматривался внутренний двор — вымощенный камнем, с колодцем посредине. Была видна и часть северной стены — ни в одном окне свет не горел.
Подумав, я подтащила к двери столик и поставила на край подсвечник — если кому-то вздумается войти ко мне ночью, он наделает шуму, уронив подсвечник. Так я почувствовала себя хоть немного защищенной и отправилась спать, утешая себя, что завтра утром все разъяснится.
Постель оказалась удивительно мягкой и удобной. Я укрылась пуховым одеялом и уснула так быстро, будто выпила вина с травами, подаренными Донованом.
Я спала без сновидений, но проснулась посреди ночи, словно меня толкнули. Нет, подсвечник не загремел, но сев на перине, я явственно расслышала тихий, но назойливый скрип и шорох. Этот противный шум вползал в уши и, казалось, пробирался до самой печени. Как будто кто-то ощупывал двери снаружи, легко царапая их. Я мгновенно покрылась испариной и замерла в ужасе, а шорох усилился, и к нему добавилось чье-то недовольное бормотанье. Откинув одеяло, я на цыпочках подошла к двери.
Столик стоял по прежнему, и подсвечник был на месте. Я прислушалась, но тот, кто был снаружи, словно затаился, и теперь я не слышала ничего. В замке Флёр стояла могильная тишина.
Может, мне показалось?
Я вздохнула, потерев лоб, но тут же услышала тихий смешок и снова бормотанье. На этот раз — просительное, успокаивающее. Будто кто-то умолял впустить его.
— Кто здесь? — спросила я, дрогнув. Опять тишина.
Ночь увеличивает все страхи, вот и я сейчас едва дышала, боясь пошевелиться. Но бормотанье и шорохи прекратились, хотя я простояла у дверей около четверти часа.
Почудилось… мне это просто почудилось…
И все же
