Мордас же сидел, опершись о бочку, и под попискивание алмазного перышка, которое на бумажной ленте записывало все выловленное Демоном из свистопляски атомов, читал, как правильно вязать кисточки для алебард, что дочь царя Петриция Лабудийского звалась Гарбундой, и о том, что входило в меню второго завтрака короля неказистиков Фредерика II до того, как он пошел войной на гвендолинов, и сколько электронных оболочек насчитывал бы атом термионолиума, если бы такой элемент существовал в природе, и каковы размеры заднего прохода пташки, зовущейся куротелкой, которая изображена на розамфорах Вебедей Марлайских, а также о трех компонентах вкуса и букета океанического ила на Призрачной Водоции, и о цветке Любудук, от дурманного запаха которого на рассвете старомалфандские охотники валились с ног, как подкошенные, и как легко и быстро изготовить макет многранника, зовущегося икосаэдром, и что за ювелир изготавливал украшения для Фалуция, леворукого палача бювантов, и сколько филателистических журналов будет издаваться в семидесятитысячном году в Морконавтии, и где покоятся останки Кибриции Краснопятой, в которую вогнал гвоздь по шляпку по пьяному делу некий Сердоболт, и чем отличается сила притяжения от силы натяжения, и у чего в Космосе наименьший диаметр, и почему вши и блошки не заводятся во мху, и каковы правила игры, зовущейся Догони-Качели, а также сколько весила кучка львиного помета, на которой поскользнулась нога Абрукиана Письмоносца на восьмом километре альбакирского тракта в Долине Сивых Испарений.
Читал это все подряд Мордас, и злоба начинала его распирать, поскольку стал он догадываться, что вся эта совершенно достоверная и вполне содержательная информация ему абсолютно ни к чему, и образуется из нее такой винегрет, от которого у него только голова уже трещит и трясутся колени. Но Демон Второго Порядка продолжал работать со скоростью триста миллионов бит информации в секунду, и милями продолжала сползать на пол исписанная бумажная лента, белыми кольцами опутывая постепенно дипломированного разбойника, как паутиной, и бриллиантик самописца все вибрировал, как ошалевший, отчего разбойнику все еще мерещилось, что вот-вот все же он узнает нечто столь неслыханное, что откроет ему глаза на саму сущность Бытия, и потому он не в силах был оторваться от ленты, летящей из-под пера, и читал застольные песни квайдофилов, узнавал о размерах ночных туфель с помпонами на континенте Гондвана, о толщине волос, растущих на медном лбу тарахтящего богомола, и величине родничка у пладенцев-сироток, и заклинаниях жрецов Прибыли для пробуждения тучного Тельца Наживы, и шпалерах дюконских, и шести способах варки манной каши, и отменной отраве для тещ, и вариантах щекотки, и списке граждан Швицкой Цирюлии с фамилиями на букву М, и органолептических признаках скисания пива…
Мурашки забегали в глазах разбойника и взревел он во всю мощь своего голоса, ибо истощилось его терпение, да только опутан он был уже тремястами тысячами бумажных миль так, что пошевелиться не мог и мог только продолжать читать: как мог бы начать Редьярд Киплинг свою «Вторую Книгу Джунглей», если бы болел у него в это время живот, и что чувствует удрученный отсутствием подруги кит, и как выглядят брачные ухаживания трупных мух, и как латать прохудившиеся мешки, и почему ртуть жидкая, и о ком говорится «жнец, швец и на дуде игрец», а также какого размера синяк под глазом может оставить удар кулаком. Затем пошла целая статья о тонких различиях между косами и абрикосами, первые из которых растут на голове, а вторые на дереве. Выскочил длинный список рифм к слову «капуста», за ним правильный ответ на вопрос викторины: «Какими словами оскорбил папа Ульм из Пендер антипапу Мульма?», и список счастливых обладателей губных гармошек. Тут Мордас предпринял отчаянную попытку освободиться из бумажных сетей, но быстро выбился из сил. Как ни рвался он из спеленавшей его ленты, – уворачивался от нее, зубами рвал в клочки и разбрасывал, но слишком уж много было у него глаз, чтобы какая-то их часть не продолжала считывать поступающую информацию, так что, хочешь не хочешь, он узнавал, в чем состояли обязанности дворника в Индокитае, и почему дояры пони-пегасов вечно жалуются, что их продуло. А Демон тем временем продолжал связывать Мордаса все новыми бумажными бандажами, карая дипломированного разбойника за его ненасытную алчность и желание всеведения.
Поныне сидит этот разбойник под гнетом бумажных мусорных завалов в своем мрачном подземелье, в котором светится только дрожащая искорка алмазного самописца, продолжая фиксировать все, что Демон Второго Порядка вылущивает из воздуха – из толчеи атомов, протискивающихся через дырочку в старой бочке. И захлестнутый информационным потопом бедолага Мордас продолжает все глубже вникать и постигать назначение помпонов, тараканью участь и свою собственную планиду, здесь представленную, поскольку и ее описание неизбежно обнаружится на каком-то из километров бумажной ленты, как появятся на ней и все прочие истории и гороскопы судеб всякой твари вплоть до угасания Солнц.
Так вот строго покарали его за разбой два конструктора, и не предвидится для него избавления – разве что когда-нибудь бумажная лента закончится из-за дефицита бумаги.
Путешествие седьмое, или Как Трурля собственное совершенство к беде привело [26]
Вселенная бесконечна, но ограниченна, а потому световой луч, в какую бы сторону он ни двинулся, через миллиарды веков вернется к исходной точке, если у него хватит сил; так же точно бывает и со слухами, что снуют по Космосу от планеты к планете.
Дошли однажды до Трурля издалека слухи о двух могущественных конструкторах-благодетелях, наделенных такой мудростью и таким совершенством, что никто с ними не сравнится; Трурль немедленно отправился к Клапауцию, но тот ему объяснил, что это слух о них самих, а не о таинственных соперниках, облетев Космос, вернулся назад.
Но знаменитости имеют обыкновение помалкивать о своих неудачах, даже если было причиной этой неудачи не что иное, как высокое их совершенство. Кто в этом усомнится, пускай припомнит последнюю из семи экспедиций Трурля; предпринял он эту экспедицию в одиночку, ибо Клапауций был тогда занят срочными делами и не мог составить ему компанию.
Был Трурль в то время спесив безмерно и знаки почтения принимал как нечто вполне обычное и привычное. Направил он свою ракету на север, потому что эти края меньше всего знал. Долго летел он, минуя и планеты, на которых
