— Я все исправлю. Сам. — с нажимом проговорил Паша, откидывая потемневшие волосы со лба. Черноглазый — на фоне ослепительной белизны снега и блеклой серости туч болезненно-смуглый, острые скулы норовят прорвать тонкую кожу — смотрелся исчадием зла. Он не обращал на меня ровным счетом никакого внимания, но похоже был единственным, кто может мне все объяснить. Другое дело, станет ли…
— А с ней что собираешься делать? — кивок в мою сторону.
— Она никому ничего не расскажет. — Паша смотрел куда угодно, но не на меня.
— Не тебе решать, расскажет она кому или нет. — ощерился черноглазый. — Ты не только себя подставил. Сколько можно тебя учить? Не надо никого пугать. Наказываешь — убивай, лишай чего-то, но пугать не надо! Засветился — убирай. Простое правило, верно?
— Да неужели? А на горле ты ей синяки оставил чего ради? Не для испуга? — Паша наклонил голову вперед, желваки заходили ходуном.
Спина пошла мурашками. Ведь это что-то, что касается меня, кого они имеют в виду? Неужели все-таки не просто так та машина, на которой меня увозили, загорелась?
Только вот говорят обо мне так, как будто меня уже нет. Не то что рядом нет, а вообще не существует в природе. Была Саша, да вся вышла, бывает.
— Я не хотел тебя брать, помнишь? — черноглазый обошел Вадима, заглянул тому в лицо, развернулся к нам. — Давай приводи этого в норму, пока еще есть, что в порядок приводить. Облагодетельствовал, ничего не скажешь. Не каждый день мужики любимых жен с крыш роняют.
Паша скривился, уводя взгляд.
Как он может быть замешан? В чем дело? Он как-то воздействовал на Вадима?
— Все, давай, разбирайся с мужиком, я с девчонкой. — черноглазый в два широких шага оказался возле меня, отрезая от выхода. — Еще и память толком стереть не смог…
Я шарахнулась в сторону. В какой-то момент я уже перестала понимать, кого и чего тут нужно бояться больше, и высота уже не казалась такой уж серьезной проблемой. По крайней мере, она понятная и не выкидывает никаких фокусов.
— Отойди. — тихо попросил Паша, не двигаясь с места. — Я сам решу.
Черноглазый подхватил меня под локоть, разворачивая к выходу, я дернулась, пытаясь вырваться из жестких пальцев, но только зря растянула мышцу — руку прострелило болью. Черноглазый, не церемонясь, дернул меня к себе, но замер, остановленный очередной фразой.
— Я попросил отойти.
Только голос уже не казался не Пашиным. Да и человеческим, если уж на то пошло. От этих звуков у меня защекотало голову, словно волоски вставали дыбом.
В голосе трещали и ломались глыбы льда, он казался намного выше и вовсе каким-то бесполым, хотя и совсем не угрожающим. Просто нет необходимости угрожать таким-то голосом, какой псих поперек стихии пойдет?
Черноглазый психом, очевидно, не был. Неохотно выпустил мой рукав, что-то пробормотал вполголоса и направился к Вадиму.
Решив, что теперь-то никто меня останавливать не станет, я с места рванула к двери так, что заскользила на повороте. Уже почти добежала, и даже распахнула ее, когда снова оказалась в воздухе.
— Успокойся, не убегай. Я все объясню. — Удерживая меня на весу, Паша пролез на чердак, одновременно пытаясь шепотом меня успокоить.
— Еще скажи, что я должна тебе поверить! — выкрикнула я, выкручиваясь из его рук и пытаясь пнуть в коленку. — Все время врешь, все время! Что вам от меня нужно?!
— Поверишь. — со вздохом пообещал Паша. — У меня доказательств целая куча. Точнее, одно…
Почему-то эти слова прозвучали очень плохо. Как приговор.
Входить в знакомую квартиру было мучительно. Я замерла на пороге.
Паша подтолкнул меня внутрь, прикрыл дверь, не обращая внимания на замки. Ну да, к чему закрываться, самые страшные люди тут эти двое, куда там ворам и наркоманам!
Смех щекотал горло, но ничего нормального в нем не было. Не хотелось даже выпускать его наружу, чтобы лишний раз не давать спуска начинающейся истерике.
— А можно что-то сделать, чтобы я вас всех забыла к чертям и вы исчезли? — я покосилась на чересчур сосредоточенно разувающегося Пашу. — Вы мне все вообще не нравитесь.
Прозвучало жалко.
— Это вряд ли. — помолчав, отозвался он. — То есть можно, но психушка обеспечена.
— Психушка мне и так обеспечена. — я расстегнула куртку и остановилась, не в силах решить — снять ее или оставить на случай очередного бегства. Хотя куда я убегу? Вряд ли таким простым способом можно будет все исправить. Верхняя одежда полетела в угол. Пальцы противно ныли, отогреваясь. Опустив глаза, попыталась удержать дрожь, засунула кисти между коленей.
Открыла было рот, чтобы потребовать законных объяснений, да так и осталась — молча и с приоткрытым ртом. Даже не подумала в тот момент, что выгляжу как идиотка.
Посреди вполне уже знакомого зала стоял человек, которому и принадлежал голос на крыше, никаких сомнений. И в нечеловеческой природе звука я тоже не ошиблась.
Это можно было назвать огнем, только голубым, но это был не огонь. Что-то сияющее, струящееся, плотное прокатывалось по телу равномерными волнами, скрывая и одежду, и очертания. Только глаза еще были, продолжали жить на бликующей глади вместо лица — огромные, темно-синие, с радужкой, почти не оставившей места белизне белков. За спиной упругое сияние разворачивалось двумя дрожащими полотнищами, готовыми вот-вот распахнуться.
Не знаю, каким чувством я поняла, что сейчас это снова заговорит. Рта не было, но я ощутила намерение или желание, и это стало последней каплей. Казалось, если сейчас я что-то услышу, мозг просто взорвется или сломается, да так, что никакие психиатры не спасут.
Организм решил, что ситуация совсем дрянь, и вырубил все пробки. Голубой призрак дрогнул и потух вместе с окружающим миром, всеми совершенно лишними событиями и моим сознанием.
Долго лежать в обмороке как тургеневская барышня я себе позволить не могла, перезагрузилась и хватит, Паша вовсе не Паша, а неведомый инопланетянин, все к тому и шло. Нашла идеального парня, Саша, кто, если не ты. Не йети и на том спасибо.
Хорошо, нет шкалы для невезучести — на мне она бы с треском лопнула.
Лежать было уютно. А в кухне голоса…
— И что теперь? Помнит она, не помнит, тебе все равно придется отвечать, даже если ты успеешь все привести в норму. У парня крыша-таки потекла — кто тебя учил так грубо влезать? Хорошо, что я успел и он с крыши не сиганул…
Монотонный голос черноглазого был совсем другим. Не таким, как наверху. Как будто он отчитывал близкого родственника, с какой-то заботой даже, что ли.
— Хоть папаше ее на глаза не показался, хватило мозгов. — преисполненный раздражения вздох. — А ей-то на кой черт? Ты психов лечить умеешь? Вот и я не умею.
Интересно, он там сам с собой беседует? Я приоткрыла глаза и затаила дыхание. Голоса настороженно замолкли.
— Ладно, хочешь сам —
