И почему мне теперь кажется, что я ждала такого развития событий? Словно заранее была уверена, что нормального со мной ничего быть не может, к черту нормальность, где там мои страдания? Ждала, когда уже можно будет не обманываться и нырнуть обратно в бездну одиночества, которое, как ни крути, и есть мой лучший друг, семья и смысл жизни?
Голова начинала нехорошо пульсировать, намекая, что философствование — это совсем не мое, и я бросала снова и снова на середине, так и не выудив из недр собственного сознания четкий ответ.
А на третий день я проснулась почти здоровая и охваченная лихорадочной жаждой деятельности.
Само собой, первым делом я ворвалась в Ту Ужасную Комнату, которая на деле была нашей спальней. Содрав постельное белье, я честно раздумывала, выбросить ли его, но — экономия, экономия! — просто засунула в бак. Потом разберемся.
Оглядевшись, поняла, что спать тут все равно не буду. Не буду, и все тут.
Пробежавшись пару раз по квартире, я решила все-таки спуститься в магазин, заодно проветрив болезную голову.
Осенняя куртка нашлась за диваном, испещренная белыми пятнами то ли слез, то ли температурного пота, и тоже отправилась в бак. Искать пуховик было лень, да и магазин в пятидесяти метрах — я содрала с вешалки осеннее темно-зеленое пальто, обмотала шею самым огромным и теплым шарфом, спутанные пряди прикрыла капюшоном и выскочила в подъезд.
Шел снег — не та мелкая пыль, что в прошлый мой выход, а настоящие, пушистые, невесомые как перья хлопья. Я постояла несколько секунд, запрокинув лицо к бесконечному, серому небу, ощущая невесомые ледяные прикосновения всей кожей.
Двор был укрыт толстым слоем, белые шубы скрывали капоты машин, лавочки и обледенелую дорогу. Всего несколько дней, мир вроде бы тот, но совсем другой — уже успел утечь, измениться, как и я. Я тоже все та же Сашка, да только очередная часть меня вылетела в форточку, освободив место для той, что придет на смену. Сплетется из этих вечеров, пустых и одиноких, превращая их в уютные и спокойные; рано или поздно покажется в глубине чайной чашки или в зеркале, когда глаза перестанут искать в отражении знакомые черты.
Не в первый раз, я справилась тогда — я справлюсь и сейчас, я вообще живучая…
Я опустила голову, щурясь от снежинок, склеивших ресницы, и сделала шаг.
В сантиметрах от меня взвизгнули тормоза.
— Да что ж за…! — нервно стукнув дверцей, из машины выскочил все тот же парень, пытавшийся задавить меня буквально на днях. — Опять ты?
— Знаете, — я разглядывала черный капот с проснувшимся интересом. — Мне трудновато будет переехать, может вы начнете какой-то другой дорогой ездить? Два-три дня назад я бы с удовольствием, а теперь мне нельзя, мне жить надо.
— А кому не надо. — буркнул парень и переступил с ноги на ногу. — проблема в том, что я тоже в этом подъезде живу, а вон там паркуюсь.
Он махнул рукой в середину двора.
— Так что другой дорогой вряд ли получится. Хотя я могу ездить кругом вокруг двора. — объявил он и неожиданно улыбнулся. На щеках обозначились ямочки, превращая вполне заурядное лицо в безумно обаятельное, хотя я вообще к ямочкам неравнодушна, могу быть слишком пристрастна.
Я моргнула и сосредоточилась на человеке передо мной, внезапно забыв, зачем, собственно, я стою.
— Все ясно, я так и подумала, что вы где-то рядом живете. — пробормотала я, отступая на шаг. — Я пойду, пожалуй. Хорошего дня.
Стоило отойти на пару метров, как он окликнул меня. По-простецки, громким «Эй»!
Я обернулась — он догонял меня, засунув руки поглубже в карманы. Кожаная куртка наверняка удобна для катаний за рулем большой и красивой машины, но точно не для пробежек в минус пятнадцать.
— После какого наезда мы сможем перейти на «ты»? — деловито уточнил он, остановившись напротив. — Может, второго достаточно, нет?
— Это вы ради этого бежали? — удивилась я. — Мне без разницы, я со всеми на вы, и с вами буду…
— Вообще я хотел спросить, что такого было два-три дня назад, но, пока бежал, понял, что это уж слишком нагло. — обстоятельно объяснил он и поежился.
Я молча пожала плечами и пошла наконец к магазину. Второй раз останавливать меня он не стал.
Глава 4
Глава 4.
Понедельник наступил как-то слишком быстро. Вообще все дни, когда «завтра уже на работу» наступают стремительно. Казалось бы, разве что-то может испортить этот день еще немного сильнее?
Еще как может. На это намекало имя, светившееся на экране. Сначала я решила притвориться, что ничего не слышу, но вещи ему все-таки придется забирать, мне-то они зачем? Раньше начнем, раньше закончим, или как-то так.
В общем, трубку я взяла.
— Алло. — выдохнула я в динамик, и неожиданно накатила такая тоска, что пришлось вцепляться зубами в палец. Возможно, это последний наш разговор, и никакого хода назад уже не будет.
— Привет. — интонация была какая-то…вальяжная? Словно он там на диване валялся, а вокруг всякие темноволосые гурии…
Стоп фантазия, стоп. Не то время, не то место.
Я зажмурилась вдобавок к закушенному пальцу.
— Ты сегодня дома? — продолжала вещать трубка, не подозревая о моих мучениях. — Я ботинки вторые забыл и шарф. Сегодня зайду?
— Да, конечно. — пробормотала я. Даже на мой непритязательный вкус — слишком тихо и жалко. — Заходи. Только после обеда, я…занята.
Мне же к врачу сегодня.
Голос рассыпался дробью гудков.
До больницы было недолго ехать, но долго идти, и все это время в моей голове метались мысли о Вадиме. Что он сейчас думает? Осознал ли, что его измена была ошибкой, или, что скорее всего, понял, что ошибкой был наш брак?
От жалости к себе сводило скулы. Ну да, это я умею просто отлично — жалеть себя…
Пошатывало меня до сих пор весьма внушительно, поэтому очередь из трех человек, сидящих в коридоре, пошептались о чем-то и пропустили меня вперед.
Домой я приехала через несколько часов, скомкав в кармане рецепт до нечитаемого состояния и даже забыв уточнить, как же называется нехорошая болячка, которая так несвоевременно меня подкосила.
Все мои последующие метания нельзя объяснить с точки зрения нормальной человеческой логики. А вот с точки зрения женской и ненормальной очень даже можно.
Сначала я понеслась мыть голову. Пока мочила волосы под краном, облилась вся, содрала одежду и влезла в душ. Минут двадцать мылась всем подряд, старательно отгоняя мысли о том, как же меня скрутит после этой помывки, да на возможную температуру.
Потом сушила рыжие кудряшки феном, мазала синяки под глазами тоналкой, кремом пыталась привести в чувство растрескавшиеся губы…
Я просто не имела никакого морального права показать ему, что мне плохо. Нет. На войне все средства хороши, меня предали, выбрали другую — так пусть не надеется увидеть
