Блаженство души отзывалось во всем теле. Но сквозь пелену собственного наслаждения Эви видела лицо ветра, искаженное страданием. Как смеет она причинять боль созданию, неизмеримо превосходящему ее и бесконечно любимому? Эвинол хотела крикнуть Инослейву, чтобы он прекратил, хотела вырваться, не длить дольше свое блаженство и его мучение. Однако оказалось, что она больше не властна над своим телом и голосом. Она не могла ни пошевелиться, ни заговорить — только стоять и безвольно тонуть в сладостном омуте. А потом мир подернулся и исчез, растворившись в радужной дымке.
Очнулась Эвинол на руках у Инослейва, постепенно узнавая знакомые картины: горы, укрытые разноцветными лесами, хмурое осеннее небо, темные стены башни.
— Эви? — он так пристально и тревожно вглядывался в ее лицо, словно опасался, что она утратила разум или по меньшей мере память. — Как ты?
— Все хорошо, Инослейв, — собственный голос доносился словно издалека.
Она хотела дотронуться до его лица, но не смогла поднять руку. Тело по-прежнему отказывалось ей повиноваться. Зато стук сердца эхом отзывался в ушах, а хриплое дыхание казалось оглушительно громким. Эви стало страшно, что теперь так будет всегда.
— Я вижу, — мрачно отозвался ветер. — Лучше не бывает. Ты хоть пошевелиться можешь?
— Ну… — неопределенно протянула Эвинол, — если постараться.
— В бездну все! И как я дал уговорить себя на это безумие!
— Ты зря так злишься, — она старалась бодриться, хотя страх не отпускал, сжимая бедное сердце когтистой лапой. — Это всего лишь слабость, она пройдет.
Вот бы еще самой в это поверить. Инослейв ничего не ответил, оторвался от земли и понес Эви в башню. В спальне он уложил ее на кровать и уселся рядом с мрачно-скорбным видом. Эвинол попробовала слегка оторвать голову от подушки. К ее радости и облегчению, это удалось. Приободрившись, она решила хоть чем-то занять Инослейва.
— Я пить хочу.
Расчет оправдался: ветер поднялся и принялся суетиться. Пока он мучился с приготовлением чая, Эви пробовала пошевелить то рукой, то ногой. Тело постепенно начинало вновь слушаться ее, хотя даже простейшие движения давались с трудом и отнимали силы, которых и без того не было. И все же каждая удачная попытка сжать пальцы или повернуть ступню вселяла в Эвинол уверенность, что все будет хорошо. Сердце билось ровнее и тише, дыхание стало свободнее. Слабость никуда не делась, даже усилилась, но сама по себе она уже не пугала.
Через некоторое время она почти успокоилась и уже недоумевала по поводу недавнего страха остаться навеки бессильной и неподвижной. В конце концов, разве она не богиня? Людские молитвы даровали ей бессмертие, неужели же они не помогут восстановить силы?
Ветер вернулся с чашкой, от которой поднимался пар. Одной рукой он приподнял голову Эви, поддерживая ее, в другой сжимал чашку, осторожно поднося к ее губам. Эвинол сделала несколько глотков и закашлялась.
— Горячо же! — пожаловалась она. — Только ожогов мне не хватало.
— Прости, — расстроился ветер. — Я совсем не разбираюсь в таких вещах. Мне казалось, ты всегда пьешь свой чай горячим.
— Не настолько же, — бросив взгляд на виноватое лицо Инослейва, она смягчилась. — На самом деле не так уж горячо, сейчас остынет.
Сделав еще пару глотков, Эви не удержалась от новой придирки.
— Ты вылил туда весь мой жертвенный мед? — ехидно поинтересовалась она. — Я, конечно, люблю сладкое, но не настолько же.
— Сейчас это тебе нужно для восстановления сил.
Эвинол не стала спорить. Тем более, чрезмерно сладкий вкус напитка и впрямь казался целительным. В другое время она бы не смогла глотать эту приторную обжигающую смесь, а сейчас пила почти с удовольствием. Выпив примерно половину, она уже смогла протянуть руку, чтобы взять кружку самостоятельно. Инослейв тут же обхватил ее пальцы своими, помогая удерживать кружку, все еще казавшуюся непомерно тяжелой.
— Тебе лучше? — заботливо спросил он.
— Определенно.
— Тогда я могу тебя порадовать, — выражение его лица не вязалось со словами, на нем не было и тени радости.
— Чем? — она чуть приподнялась на подушках, радуясь даже такому простому движению.
— Похоже, я знаю, где искать Инниаль и остальных.
— Но откуда? — удивилась Эвинол. — Инниаль снова позвала тебя?
— Нет, — он держал ее руку в своей, мягко перебирая пальцы, но смотрел в сторону. — Это твои силы, Эви. Они действительно переполняют меня. Я чувствую, что могу многое, о чем раньше и помыслить не мог. Не уверен, что даже Тантарин была так сильна, как я сейчас. Ты и не догадывалась, насколько могущественна, светлая моя.
— Мои силы помогли тебе найти логово Темного ветра? — Эвинол отчего-то были неприятны разговоры о ее могуществе. — И где же оно?
— Я не знаю.
— Но ты же сказал…
— Я не знаю, как называется это место, не знаю, где оно. Но я вижу… нет, не вижу… чувствую что-то похожее на нить, указывающую направление. Знаешь, как бывает: ты слышишь звук и знаешь, с какой стороны он раздался, хотя не видишь источника. Вот у меня примерно такие же ощущения. Я знаю, куда идти, хотя понятия не имею, куда приду.
— И когда ты пойдешь? — против воли голос выдавал напряжение.
— Мечтаешь услать меня поскорее? — с ироничным укором спросил ветер.
— Наоборот, не хочу отпускать, — призналась Эвинол.
— Неужели? — он придвинулся еще ближе, а потом улегся рядом, опираясь на локти. — Мне казалось, что ты на все была готова, чтоб отправить меня к Темному ветру ради спасения твоих людей, ну и моих родичей заодно.
— Ради спасения мира, — поправила Эви. — И я вовсе не хотела отправлять тебя одного. Это ты так решил. А я… — она вдруг замолчала. — Мне безумно страшно отпускать тебя одного.
— А мне страшно оставлять тебя одну здесь, — признался ветер. — Эви, — он провел пальцем по ее щеке. — Меня ужас охватывает при мысли, что будет с тобой, если я не вернусь.
— Так возьми меня с собой!
— Ну да, конечно, — мрачно усмехнулся он. — Принесу тебя на ручках прямо в пасть к чудовищу. Темный ветер очень обрадуется богине, лишенной сил. Нет уж, Эви, выкинь эти глупости из головы. Ты будешь ждать меня здесь.
— Пожалуйста, не оставляй меня здесь. Я очень люблю твой дом, он стал и моим, но одна я здесь сойду с ума. Кроме того, я же не ветер и…
У нее не хватило духа закончить, поделившись своим страхом: навечно остаться в обители Инослейва, не имея возможности спуститься к людям. Если ветер не вернется, значит, миру суждено погибнуть. А погибать лучше с людьми, чем в одиночестве, оплакивая человечество и того, кого любила сильнее
