На следующих тренировках я целенаправленно учился искать лёгкие блоки, выкидывал их, а потом пытался распознать движимые и неподвижные. Несколько заходов мне это не удавалось. Заходы у меня стали длиннее, сначала до трёх с половиной часов, потом, постепенно до четырёх. Наконец я каким-то образом отличил первый неподвижный столб. После нескольких тренировок я видел их коричневатыми. Метод исключения мешок не принял и сменил тренировку. Теперь я сидел перед тремя блоками, пялился на них, и пытался увидеть чем оставшийся отличается от лёгкого и неподвижного.
Рассказал волонтёрам, про тренировки. Спросил их, верно ли, что я просто теряю время. Они мне ответили, что разумные до этого доходили, были те, кто опознал один вид блоков, кто два вида — таких уже меньше, были и кто все три. Третий цвет даётся тяжело, не все с этим справляются и большинство бросает. Тем более, что какого-либо существенного прироста в пси-силе эти тренировки не дают. Но чтобы я продолжал и сообщал о достигнутых результатах — это интересно.
— Ага, — сказал я волонтёрам. — Это как в компьютерной игрушке. Подходишь к болоту, около него предупреждение: "Не ходите, здесь легко утонуть". А потом приписки: "Проверил, утонул на пятом шаге", "Ха, на пятом ерунда, вот на десятом там трясина!" "Прошёл я трясину, это так, мелочи. Утонул на пятнадцатом. Вот где действительно ужас!" "После пятнадцатого кажется, что начинаешь привыкать к болоту. Утонул на двадцатом."
Исследователи начали мне говорить про бесценный опыт, но слова их звучали как-то неуверенно. Поговорив с волонтёрами я себя убедил, что начну саботировать тренировки и вернусь к стандартной прокачке. Но, мне опять показалось, что мешок расстраивается, и решимость моя снова растаяла. Я продолжил биться над проблемой третьего блока. Тренировка проходила за тренировкой, и у меня по-прежнему ничего не получалось. После тренировок я упорно пытался понять, что я делаю не так. Волонтёры нашли в своих записях сообщения от справившихся с этим псионов. Я их перечитал, но мне они не помогли. Прорыв прошёл в последний день моего шестидневного марафона — на первой тренировке я сумел что-то вычленить, на второй — закрепить. Теперь все блоки у меня были раскрашены — голубоватые, коричневатые и зеленоватые.
Периоды работоспособности перед марафоном у меня выросли до пятнадцати дней. Пси-марафон, похоже, оказался не полезен — ломка пришла на два дня раньше. Врач посоветовал так больше не напрягаться — заезжать в комплекс на день, на два и потом делать перерыв. По крайней мере в ближайшие полгода.
* * *В первую после пси-марафона смену пришла пора аварских кораблей. В систему тягачи натащили кучу непонятных конструкций с реакторами. Вроде, какие-то артиллерийские корабли. Эти обломки были безопасными, и меня на них не звали. Мне досталось пять однотипных обломанных задниц каких-то крупных кораблей — казарма и медблок, оружейка и техсектор, связь и командная рубка, заправка и боксы КИП, с разбитыми двигателями и прожжённой насквозь обшивкой, плавающими трупами, турелями и бродячими абордажными дроидами. Командная рубка и связь полностью вычищены трофейными командами. На подходе к ним все турели уничтожены. Отсутствие кодов меня не пугает. Турели стреляют редко и не особенно опасны. Дроиды без интеллектуального управления — просто трофеи. Нужно просто их выманить и аккуратно вырубить. Я летаю на аварском трофейном челноке, с аварскими абордажными и ремонтными дроидами, с откликом нейросети аварского техника-служки, в слух говорю и ругаюсь по-аварски. Кроме гарантированного отключения турелей, уборки абордажных дроидов и разборки боеприпасов на меня свалилась обязанность разобраться с трупами. Ручное оружие и снятые скафандры я складирую в контейнер. Если на трупах находится что-то ещё — считыватель, искин, все инфокристаллы — в отдельный ящик. Трупы — в отдельный контейнер для опознания. Провожу поверхностный осмотр, и всё, кажущееся чем-то ценным тоже в челнок. Челнок не маленький, но и не большой, так что несколько ходок делать приходится.
На верфь я прибываю в отдельный малый бокс, зарегистрированный на корпорацию, разгружаюсь, контейнеры просто меняю на пустые. Из бокса никуда не выхожу — у меня здесь малый жилой блок, в нём я и ем, и сплю. В день успеваю сделать до трёх вылетов — как работа идёт. После первого дня от обилия трупов мне было не хорошо. Полночи мне снился кошмар — трупы в колонну по-одному в полной тишине маршировали передо мной и укладывались в контейнер. Потом я смог проснуться, сердце бешено стучало. Успокоился, помедитировал и, наконец-то, крепко заснул. Проспал и вылетел поздно. Больше трупы мне не снились и меня не беспокоили.
За собранными находками прилетает мастер Билаларди. Если попадётся что-то ценное — то сразу, а нет — так в удобное время. Трупы прямо в контейнерах он отправляет на спутник — там с ними разберутся специально обученные люди. При работе на аварцах я начал чаще медитировать — пытаюсь почувствовать пространство вокруг. Включённые дроиды мешают, но выключать их я не рискую.
Вслед за обломками крупных кораблей тягачи начали притаскивать фрегаты — торпедоносцы. Тоже с подпалинами и прожжёнными дырами. Если я правильно понимаю, такие корабли должны выйти на дистанцию удара, провести пуски торпед, и отойти к крупным кораблям, усиливая их ПКО. Так что на обшивке у них должны быть приличные импульсные лазеры. Что внутри — не понятно, но, по намёкам начальства, скоро узнаю.
Действительно, узнал. Внутри торпедные аппараты для больших торпед — катапульты. Стоят на носу и смотрят вперёд. Блок из трёх штук, собран треугольником. Вокруг — боекомплект — ещё 15 торпед с системой автоматической подачи и зарядки. Так что на 6 залпов. На выносках за чешуйчатую обшивку — турели ПКО. Сначала мне показалось это странным, потом сообразил — турели прикрыты щитами, а если уж щиты снесены, то такая выноска позволяет избавиться от слабых мест в чешуе, и по-идее корабль оказывается более живучим. Внутри — несколько турелей, пара-тройка абордажных дроидов и трупы
