произошло тем вечером. Ничего подобного, я далек от этой мысли. Я просто предположил, что вы можете испытывать чувство вины. Люди склонны чувствовать свою вину, если умирает кто-то из близких, пусть даже самой естественной смертью. Вы ведь понимаете, о чем я, Томас?
– Да, полагаю, что да, – нехотя ответил Томас.
– И если вы чувствуете себя виноватым, то испытываете потребность возложить эту вину на кого-то другого, я прав?
– Не знаю.
– Вы ведь тогда были настроены против Греты, верно? Еще до смерти вашей мамы?
– Ну, в каком-то смысле, да.
– В каком-то смысле… Уж не потому ли, что она вас отвергла?
Томас залился краской и промолчал. Потом против собственной воли обернулся и взглянул на Грету. Та не сводила с него пристального взгляда.
– Вы ведь понимаете, о чем я говорю, верно, Томас? Как-то в Лондоне она взяла вас на прогулку, а потом, в такси по дороге домой, вы говорили ей, что она прекрасна, объяснялись ей в любви, а она вас отвергла. Сказала, что вы еще слишком молоды. Разве не так, Томас?
– Да, – еле слышным шепотом ответил юноша.
– Я не расслышал, Томас, – сказал Майлз Ламберт. – Нельзя ли погромче? Я не ослышался, это было «да»?
– Да.
В зале воцарилась тишина. Спарлинг беспокойно заерзал на сиденье. Это открытие оказалось для него неприятным сюрпризом. В письменных показаниях Томаса об этом ни слова. «О чем еще мог умолчать мальчишка?» – с тревогой размышлял Спарлинг.
Прежде чем задать следующий вопрос, Майлз Ламберт выдержал многозначительную паузу, дал новым сведениям возможность укорениться в умах присяжных, убедился, что Томас почувствовал себя не в своей тарелке.
– И все это случилось менее чем за два месяца до смерти вашей матушки, не так ли, Томас?
– Так.
– И воспоминания эти были живы в вашей памяти?
– Как-то не думал об этом.
– Вы уверены, Томас? Ведь не станете же вы отрицать, что говорили Грете, что любите ее.
– Я не это имел в виду.
– Так значит, тогда вы сказали ей неправду?
– Нет. Наверное, я задумывался об этом, но в тот день все так сложилось… Вдруг почему-то пришло в голову, ну, я и ляпнул.
– Понимаю. Любовь – сильное чувство, вы согласны, Томас? Застигает вас врасплох, налетает как ураган. Как ненависть. Недаром же есть поговорка: «От любви до ненависти один шаг». Вы уверены, что не возненавидели Грету лишь за то, что она не откликнулась на ваши чувства?
– Да ничего подобного. Нет!
– Но ведь теперь вы ее ненавидите, верно, Томас?
– Ненавижу за то, что она сделала с мамой.
– А помните то время, когда этой ненависти не было?
– Не знаю. Наверное, тогда, в такси, я ее не ненавидел. Но с тех пор, кажется, прошла целая вечность.
– Все же полагаю, именно тогда вы ее и возненавидели, Томас. А потом случайное сходство между двумя разными мужчинами, что-то замкнулось, ненависть и чувство вины слились воедино. Тогда все и началось, я прав, Томас?
– Можете не отвечать на этот вопрос, свидетель, – сказал судья. – А вам, мистер Ламберт, советую придерживаться четкости и недвусмысленности в вопросах. Мы не для того здесь собрались, чтоб выслушивать ваши лекции по психиатрии.
– Разумеется, ваша честь, – покорно кивнул Майлз Ламберт. – А теперь, Томас, хотелось бы вернуться к той ночи в Лондоне, когда вы увидели мужчину со шрамом. Вы ведь так и не видели его вместе с Гретой, верно?
– Нет.
– И не можете утверждать, что мужчина под фонарем и человек, с которым Грета говорила в подвале, одно и то же лицо, так?
– Нет, не могу. Но я знаю, чувствую. Они оба поднялись наверх, заслышав, как меня ищут те уличные хулиганы. Грета подумала, что это грабители.
– Вы слышали, как Грета просила того человека в подвале подняться наверх?
– Нет.
– Вы видели, как он поднялся по лестнице из подвала и вышел на улицу?
– Нет. Я сам убежал, чтобы не столкнуться с ними. Я ведь уже говорил.
– А потом увидели на улице под фонарем этого мужчину. Но откуда он пришел, как там оказался, вы не видели.
– Не видел. Но знаю.
– Ну, милый мой, то, что вы знаете, или вам кажется, что знаете, еще не доказательство. Все же давайте вернемся к тому человеку, чей голос вы слышали в подвале. Вроде бы тут мы близки к согласию.
Но Томасу надоело, что им так откровенно манипулируют.
– Зачем? – воскликнул он. – И потом, она с этим никогда не согласится. Она лжет, утверждает, что ее там вообще не было, – сердито добавил он. – Что она якобы ездила в Манчестер. Так она сказала отцу на следующий день. Я сам слышал.
– Об этом вы уже говорили, Томас, – заметил судья. – Пожалуйста, отвечайте на вопросы мистера Ламберта.
– Да, вы уже говорили мистеру Спарлингу, какие объяснения дала по этому поводу моя подзащитная, – протянул Майлз. – И я не стану их оспаривать, но все-таки хотелось бы прояснить одно обстоятельство. Вы так и не разобрали точно, что именно сказала тогда Грета. «Неужели не понятно, что я его еще не заполучила?» Или: «Неужели не понятно, что я этого еще не заполучила». Я прав?
– Да, все правильно.
– Прекрасно. Затем Грета сказала, что идет наверх, а сами вы до перерыва утверждали, будто бы она еще добавила: «Миссис Воображала ничего не услышит». Я сомневаюсь в этом, Томас. Сомневаюсь, что моя клиентка когда-либо называла вашу матушку «миссис Воображалой».
– Еще как называла. Тетя Джейн слышала, что она говорила о маме в тот день, когда погибла Мэтти. И тогда она тоже ее обзывала «миссис Воображалой».
– Я не ослышался, Томас? Получается, что вы обсуждали с миссис Мартин данные ею в суде показания. Так или нет?
– Я говорил с ней о том, что случилось, уже после того, как это случилось. Конечно, говорил.
– Так вы говорили с ней до того, как миссис Мартин давала показания? Сравнивали записи, верно? Именно это вы хотите сказать, да, Томас?
– Да, мы разговаривали. Но никаких записей не сравнивали. Она слышала то, что слышала. Я слышал то, что слышал.
– И оказалось, что оба вы слышали одно и то же. Любопытное совпадение. А теперь, Томас, давайте вернемся к дню, когда умерла ваша матушка. Позвольте заранее уверить вас в том, что я постараюсь задавать вопросы так, чтоб не слишком расстраивать вас, и…
– Рад слышать это, мистер Ламберт, – вмешался судья. – Что ж, не надо проволочек, задавайте свои вопросы, нам все эти прологи ни к чему.
На сей раз Майлз Ламберт проигнорировал замечание судьи. Его не так-то просто было сбить с намеченного курса. А тут как раз настал решающий и самый важный момент в судебном процессе. И недаром старик Грэнджер так беспокоился о шестнадцатилетнем свидетеле. Именно на основании показаний Томаса и собранных им улик стало вообще возможным привлечь его клиентку к суду. И действовал он при
