Что случилось с предыдущими дачниками, которых угораздило приехать сюда в надежде на спокойный, тихий отдых? Удалось ли им спастись раньше, чем произошло непоправимое? Очевидно, да. Но почему? Потому ли, что они были вместе, или у них не было детей, или дети перешагнули подростковый возраст? Или потому, что им не приходила в голову безумная мысль поднять крышку заброшенного колодца, будто ничего интереснее во всей округе нет?
Поговорить бы с ними, да только невозможно это. Будь я дома, поискала бы информацию в интернете, подбила бы подружек и друзей помочь мне. Это было бы даже не страшно, а увлекательно…
Тут я опять вспомнила о маме. Нет, не так. Я постоянно о ней думала, только мысли как бы уходили на второй план, а потом опять прорывались, зацепившись за какое-то воспоминание.
Вот и теперь я подумала: «Какая ирония в том, что в детстве, как рассказывала мама, она любила играть с подругами в нечисть, изображая кикимору болотную. И вот теперь какая-то кикимора заманила ее в болото, и это совсем не весело, и это совсем не игра».
И нет подруг, чтобы помочь.
Мысль об одиночестве перед лицом опасности опять сильно испортила мне настроение. Даже если бы здесь был интернет, не факт, что бывшие дачники согласились бы разговаривать со мной о произошедшем. Я уже на своем опыте знала, что люди, по-настоящему напуганные логически необъяснимым, неохотно делятся своими воспоминаниями и мечтают скорее забыть о том, что случилось, навсегда, будто и не было этого никогда. Сильнее потусторонней опасности они боятся того, что их сочтут сумасшедшими, что нарушится привычный уклад жизни, что они покажутся кому-то глупыми со своим неумением объяснить необъяснимое. Боятся, что их посчитают суеверными, верящими в бабушкины сказки. Что перестанут доверять им, что из-за этого они потеряют работу. Пусть уж лучше другие продолжают пропадать в нечистом болоте, зато они спаслись.
Я не могла осудить их. Неужели я сама стала бы рассказывать в школе направо-налево об Анцыбаловке, зная, что большинство поднимет меня на смех? Будут за спиной шептаться, что я чокнутая, а в лицо называть болотницей или кикиморой. Я прямо видела этого гнусного Сашку из седьмого «Г», который при виде меня станет гоготать на всю школу, демонстративно зажимать нос и кричать: «Фу, тухлятиной болотной несет! Да это ж кикимора ползет!» У кого из девчонок хватит смелости после этого со мной дружить? Про мальчишек вообще молчу…
Нет, нельзя об этом думать. Так вообще можно окончательно упасть духом. Плевать на всех Сашек, вместе взятых!
Когда начало вечереть, я поняла, что пора закругляться. За все время, пока я читала дневник Лоскатухина, на улице так никто и не появился, не было никаких признаков того, что я не единственный житель Анцыбаловки. Стояла такая жаркая тишина, какая бывает только в отсутствие человека. Хоть ножом режь.
Все это было очень неприятно.
Глава 22
Первый раз в жизни я оказалась совершенно одна. В городе, в привычной с детства квартире, где известен каждый уголок, где родители всегда оставляют полный холодильник еды и каждые два часа шлют эсэмэски, где всегда есть связь, где за стенкой знакомые соседи, где можно позвать подружек ночевать и тусить до утра с пиццей и киношкой, где, в конце концов, есть возможность выскочить на балкон и позвать на помощь прохожих, остаться одной дома на ночь или даже на несколько дней очень даже весело, и все воспринимается как интересное приключение.
А сейчас мне было очень страшно, хотя все окна я крепко заперла и даже зашторила, к входной двери приставила стул, а рядом с собой у кровати держала лом.
На случай непредвиденного отключения электричества я расставила по комнатам весь запас хозяйственных свечей, найденных на чердаке, и у каждой положила по коробку спичек. Опасность возникновения пожара не так пугала, как вероятность оказаться в доме в полной темноте.
Мама, когда я была совсем маленькой и боялась засыпать без света, всегда успокаивала меня: «Ты боишься не темноты, а того, что не видишь, есть опасность или нет. Но дома у нас никакой опасности быть не может, так что и бояться темноты нечего». Сейчас я тоже не боялась темноты. Вот только это не мой безопасный дом, где каждая вещь знакома. И темнота может отлично скрывать опасность.
Как же мне хотелось, чтобы все оказалось всего лишь кошмарным сном…
Несмотря на жару на улице и духоту в доме, меня постепенно начала бить мелкая дрожь, как от холода. От каждого скрипа, каждого звука, которыми всегда полны старые деревянные дома, я вздрагивала и подскакивала. А холодильник даже хотела вообще отключить, но потом решила, что в его привычном гуле, наоборот, есть что-то успокаивающее, будто я не совсем одна, будто это какое-то связующее звено с внешним привычным, обычным миром. Смешно, конечно: холодильник – связь с миром. Залезть в него и сидеть там, как пингвин, закусывая колбасой и никого не боясь.
Наушники, которыми я обычно отгораживалась от действительности, врубая по кругу любимые песни, теперь валялись ненужные, хотя именно сейчас реальность буквально требовала забыть ее. Но не слышать ничего вокруг было опасно.
Я уговаривала себя перестать прислушиваться, но продолжала чутко ловить каждый шорох. Когда случайно задетый моей ногой лом с пушечным грохотом упал на пол, я подскочила чуть ли не к самому потолку и заорала что есть мочи, так что самой стало жутко стыдно, хотя никто меня не слышал и не видел.
Я вела себя точно как в «Скорости звука»!
Но ведь я же не сошла с ума, как девочка из страшилки?..
От одного только предположения захотелось заскулить и спрятать голову под подушку. Но так точно было страшнее…
Впрочем, если бы я всего-навсего свихнулась, это бы все объяснило и вернуло привычную картину мира. Лучше быть обычным психом, которого можно вылечить таблеточками или чем там еще ненормальных лечат, чем внезапно понять, что все эти сказочки, которые давно переросла, вовсе и не выдумки. Что все эти домовые или кикиморы спокойно себе существуют на самом деле. И жертвы их обречены, потому что в нечистую силу нормальные люди не верят, а значит, помощи не дождаться.
Пару минут мне потребовалось, чтобы решиться схватить лом с пола и пристроить рядом с собой на кровати, хотя он был не очень-то чистым. Все казалось, что если я нагнусь к полу, из-под кровати высунется чья-то лапа и схватит меня за руку. Заглядывать под кровать я не стала, чтобы лишний раз не пугать себя.
Мне хотелось, чтобы раздался стук в дверь и
