Мне нужно было в туалет и попить, но я тянула до последнего, потому что безопаснее всего ощущала себя на кровати, с поджатыми ногами, прижавшись спиной к стене.
Свет я везде оставила включенным, везде, кроме маминой спальни. Туда я почему-то боялась заходить больше всего, и дверь в нее закрыла и тоже подперла стулом, хотя все остальные межкомнатные на всякий случай оставила распахнутыми. Даже мамин кошелек не стала класть обратно в ее сумку, чтобы лишний раз не открывать в спальню дверь. Ничего с ним не случится, полежит у меня на тумбочке.
В зеркальные поверхности я всячески избегала смотреть.
Интересно, нужно ли мне хорошенько выспаться или на всякий случай бодрствовать всю ночь, а спать днем, урывками?
Тут взгляд мой упал на прикроватный столик. На видном месте лежал улов из короба с чердака.
Решив, что страшнее, чем уже есть сейчас, мне точно не будет, я взялась за стопку самиздатовских или каких там журналов про паранормальные явления. А вдруг, если я буду внимательно вчитываться, особенно в страницы с закладками, то найду что-то важное, и, главное, то, что поможет мне не уснуть и быть начеку.
И точно, буквально во второй брошюре я наткнулась на статью, которую видела, конечно, но пролистнула, хотя она была отчеркнута красным карандашом, отмечена аж тремя восклицательными знаками, и вдобавок на полях стояла приписка: «Вот!» Несмотря на все указатели важности, прошлый раз я не стала читать статью, потому что начало совсем не заинтересовало меня.
Глава 23
Временна́я ямаЭту историю поведал мне Виктор Брусилов, старый геолог, мой коллега и давний знакомец. Всякий, кто не понаслышке знает и варится в среде восточносибирской геологии, разумеется, сразу сообразит, кто скрыт за этими именем и фамилией. Потому как настоящее имя моего товарища, умного, трезвомыслящего, образованного и уважаемого всеми человека, мне трепать не хочется. Работал он в Новосибирске уж бог знает сколько времени, годов с тридцатых, не меньше, и за один только свой опыт прозывался за глаза живой легендой. Только за глаза, поскольку человеком был чрезвычайно скромным и все попытки его возвеличить резко пресекал. Коренастый, с простым лицом, Брусилов казался совершенно обыкновенным, даже незаметным. Но это только до тех пор, пока с ним не начнешь разговор. Он уже покинул наш мир, и спросить разрешение на публикацию его истории мне не у кого. А поскольку у меня есть подозрения, что я один из немногих, если не единственный, кому он рассказал приключившееся с ним, то постараюсь все же сохранить некоторую его анонимность.
Рассказал историю мне эту Виктор Иванович за несколько лет до своей смерти. Долго раздумывал, часто замолкал, подбирая слова, качал головой, словно сам не мог себе поверить. Оно и понятно: Брусилов – не фантазер, ярый материалист и атеист, вскормленный советской эпохой со всеми отсюда вытекающими последствиями. Не доверять ему не было у меня никакого резона. Так что передаю вам рассказ старого геолога так, как сам запомнил.
Эта история, о которой поведу речь, произошла с Брусиловым почти перед самой Великой Отечественной войной, когда его, молодого, двадцатичетырехлетнего парня, отправили выполнять комсомольское поручение, сформулированное коротко и ясно: любой ценой открыть новые месторождения для процветания родной страны. Работали на голом энтузиазме, народ должен был не щадить живота своего и не просить в ответ ни денег, ни славы. Главное – находи да разрабатывай. Крепи мощь государства. Они и крепили.
Поэтому совершенно обычным делом было то, что Брусилова отправляли в тяжелые маршруты, да еще по малоизвестным местам, совершенно одного.
Работал тем летом Виктор Иванович в тайге между реками Чуной и Бирюсой, где они сливаются с Тасеевой, а оттуда должен был продвигаться звериными тропами по горной тайге вниз. В этих лесах столько могил, сколько людей здесь никогда не жило. Могил больше, чем деревень. Староверы, белые, тунгусы уходили в тайгу и пропадали. А геологи шли, разведывали и возвращались с образцами породы, с золотыми слитками, сдавали во славу советского государства и отправлялись дальше.
Идти приходилось темнохвойной тайгой, уступая дорогу медведям и лосям, рассчитывая только на себя, сквозь полумрак, где нижние ветви и стволы елей, пихт и кедров покрыты серыми лишайниками, через валежник и ковром раскинувшийся мох с густыми зарослями черники и кислицы. Упавшие и полусгнившие стволы деревьев образуют местами непроходимые завалы. По утрам в сибирской тайге холодно, мокро, туманно, идти тяжело. Зато всегда можно подстрелить для котла тетерева или зайца и сварить кашу с мясом, а на муке и воде замесить лепешки. Связи не бывало по нескольку месяцев, да и та односторонняя – оставишь в ближайшей деревне весточку, что жив и работоспособен, и то хорошо.
Брусилов прошел уже около семисот верст, иногда неделями не слыша человеческой речи. Привык к тайге, приспособился, спартанские условия не тяготили его, он не чувствовал себя одиноким, потому что постоянно был занят делом. И шел всегда, внимательно глядя по сторонам, пока не становилось совсем темно, и записи на образцах и в дневнике делал аккуратно. Спал прямо на земле, подстелив лапник, готовый в любой момент вскочить и дать отпор. Да и бояться особо нечего было. К зверю если не лезешь, не нарушаешь негласный закон, то и он тебя не тронет без нужды. А шанс встретить лихого человека в этих местах равнялся нулю.
По маршруту впереди находилась деревня, где можно было освободить рюкзак от полутора пудов каменных образцов и передохнуть, после чего вновь через тайгу добираться до обнажения пород в верховьях местных малых речек. А там и к следующей жилухе, то есть человеческому жилью.
Деревня была самая обычная, с обычными деревенскими звуками: коровьим мычанием, собачьим лаем, звонкими голосами, которые были далеко слышны в тишине сельского вечера. Стайки девчонок, парни, спешащие познакомиться с чужим, – такая приятная картина для глаза, уставшего от бесконечной безлюдной зелени тайги.
Брусилов удовлетворил любопытство деревенских, обстоятельно переговорил с местным начальством, обзавелся необходимой провизией и, отдохнув денек, собрался идти дальше. Конечно, он не скрывал ничего и на подробные вопросы отвечал так же подробно, что никогда не бывало лишним. В таких глухих местах трудно переоценить опыт местных охотников, знающих таежные особенности и характерные повадки окрестных зверей.
Больше из вежливости показал старожилам карту с проложенным маршрутом, поинтересовался мнением хозяев. Но те в один голос предлагали заменить короткий и более удобный путь длинным да извилистым. Брусилов, опять-таки из вежливости, покивал, на словах согласился, а сам решил от заранее проложенного маршрута не отступать.
Вышел поутру в зябком тумане, когда еще не встало солнце, не подсушило мох, и потопал
