Киллиан поднял голову и долго, мучительно долго молчал, глядя на неё, растрёпанную, закутанную в цветастое одеяло, с огромными глазами и припухшими от поцелуев губами. И понял, что не хочет уходить. Что даже если сейчас уйдёт, часть его останется здесь, навсегда. Он подошёл к кровати, не сводя с Алексис пристального взгляда. Подцепил её подбородок, провёл большим пальцем по щеке.
— Мне нужно дать знать Колуму, что я жив. Что мы живы. А потом я вернусь. Если ты будешь ждать.
Счастье, незамутнённое, чистое, так и полыхнуло в её глазах, и Алексис кивнула, но не успела ответить — её слова заглушил поцелуй.
Всю дорогу до города Киллиан честно пытался думать о Колуме, о том, какой радостной будет встреча, но мысли, неподвластные, распоясавшиеся, кружились вокруг Алексис, рвали на части, почти заставляя развернуть коня и нестись обратно, к ней. Оставлять её сейчас одну было страшно. Даже минуту без неё провести уже казалось невыносимым, а держаться на расстоянии, не видеть, не слышать и вовсе представлялось невозможным. С каждым шагом, удалявшим его от дома, Киллиан понимал, насколько дорога она стала ему за эти дни, да что там — за последние сутки! Хотелось бросить всё, забыть обо всём и забыться в её объятиях. Но он упрямо погонял коня, и город уже показался вдалеке.
— Это МакРайан! Это Киллиан МакРайан! — доносилось со всех сторон, стоило ему въехать. В считанные минуты вокруг Киллиана собралась толпа, и каждый хотел узнать, как ему удалось спастись и где миссис Коули.
— Я отвёз её домой, у неё всё в порядке, — отвечал Киллиан, при виде этой толпы вдруг чувствуя, как он невероятно устал.
— Она не пострадала? — с тревогой спросила Эмма, заглядывая в его лицо, пытаясь найти в нём подтверждение ужасной догадки.
— Нет, миссис Коули не пострадала, — твёрдо ответил Киллиан, понимая, о чём беспокоится женщина. — Ей требуется отдых, но уверен, вскоре она будет рада любым гостям.
— Как вам удалось спастись? — спросил Дженкинс, не пытаясь сдержать широкую улыбку, раскинувшуюся от уха до уха. Спасение и впрямь было чудом, но разве не молились они о нём каждый из этих жутких дней?
— Миссис Коули свалилась в реку, но мне удалось её вытащить, — охотно пояснил Киллиан, понимая, что лучше рассказать всё сразу, чем давать повод для нелепых и губительных слухов. — Три дня мы скитались по лесу, пока не вышли к резервации… — Где-то в толпе раздался сдавленный вздох — после набега индейцы в глазах жителей выглядели чудовищами вне зависимости от племени. — Они нам помогли, — серьёзно сказал Киллиан, обведя тяжёлым взглядом окружавшие его лица. — Накормили и дали лошадь, чтобы добраться до дома.
— Значит, ты теперь у нас друг краснокожих? — протянул Фрэнк, что стоял поодаль, прислонившись к столбу, подпиравшему второй этаж салуна.
— Я по-прежнему готов убить каждого дикаря, что попадётся на моём пути, — серьёзно ответил Киллиан, и толпа одобрительно загудела. — Но, — добавил он с нажимом, — пока они находятся в резервации, трогать их не намерен. А сейчас простите, меня наверняка заждался брат.
Он тронул коня, осторожно выбираясь из толпы, слушая взволнованный гул за спиной: радостные новости о спасении младшего МакРайна и миссис Коули передавались из уст в уста с быстротой пожара. Пришпорив коня, Киллиан поспешил покинуть город, стремясь пересечь луг как можно быстрее. Волнение в городе подхлестнуло, заставило наконец утихнуть мысли об Алексис, и теперь лишь предвкушение скорой встречи заставляло сердце отчаянно стучать. Привязав коня к коновязи у входа, Киллиан бросил быстрый взгляд на распятие над дверью и мимолётно ему улыбнулся, прежде чем войти внутрь.
В церкви было тихо. Потрескивали свечи у распятия, пахло ладаном — родной, умиротворяющий запах. Киллиан остановился на пороге, пытаясь вспомнить, когда в последний раз заходил внутрь. И не мог. Впереди послышался шум, и из комнатки справа показался Колум.
— Простите, служба будет завтра, — начал было он, но тут же осёкся, разглядывая до боли знакомую фигуру в полумраке. В следующую секунду Колум уже бросился вперёд, заключая брата в крепкие объятия. — Живой!.. — прерывающимся голосом прошептал он, продолжая сжимать так крепко, что Киллиан невольно охнул и со смехом отодвинулся.
— Живой, как видишь, — продолжая улыбаться, ответил он. — И миссис Коули тоже, — предугадал следующий вопрос Киллиан.
— Как ты… как вы… — Колум не находил слов. Нахлынувшее облегчение после тяжелого, изматывающего ожидания последних дней было так велико, что они застревали, перекатываясь с колючим комком в горле.
— Я всё тебе расскажу, — побежал Киллиан, кладя брату руку на плечо. — Но сначала дай промочить горло, за эти дни я совершенно забыл вкус виски.
Вскоре они уже сидели на крыльце, наслаждаясь последними лучами заходящего солнца, ласково касавшимися их ног. Колум слушал историю спасения, то и дело открывая рот, чтобы перебить, но заставляя себя молчать, дать брату высказаться. На душе было тепло и уютно: два самых дорогих человека в его жизни были живы и здоровы, разве могло быть лучше?
За эти дни Колум сотни раз пытался понять, что именно значит для него Алексис Коули. Каждый день, не приносящий вестей, заставлял сходить с ума от невозможности что-то сделать, и только одна мысль неотступно стучала в голове: «Только бы она была жива!». Отчего-то казалось, что с её смертью в жизни Колума оборвётся что-то слишком ценное, слишком дорогое, то, что невозможно будет починить или заменить. Она стала преследовать ночами, когда он ложился в кровать, бездумно глядя в потолок. Яркая, живая, наполненная светом. И Колуму казалась кощунственной мысль, что её может больше не быть. Что её положат в деревянный ящик и засыплют землёй, а он прочтёт молитву и скажет какие-то слова, которые ничего не будут значить…
И вот теперь — жива! И эта мысль наполняла таким неимоверным счастьем, перед которым даже радость от возвращения брата невольно померкла.
Киллиан давно замолчал, разглядывая скрывающийся за деревьями оранжевый диск, но Колум не обратил на это внимания, крепко задумавшись.
Стоило рассказать брату о том, что произошло между ними в резервации. Определённо стоило, вот только Киллиан не мог заставить себя произнести это вслух, поделиться тем, что хотелось скрыть ото всех глаз, холя и лелея своё нежданное счастье. Какой-то суеверный страх стучал в рёбра, заставляя держать всё в себе, и Киллиан решил ему поддаться, хотя бы на время, прежде чем они с Алексис
