И что мне ему на это сказать? Я и сама ведь не знаю ответа. Но чувствую, что надо. Вот прямо всенепременно. И что б пироги, и булки и ватрушки. При упоминании последних, опять опечалилась до такой степени, что принялась размазывать дорожки слез по лицу. Я же и творог купила, и книгу поваренную, и муку и яйца, и сахару с запасом, и дрожжи, зело свежие, живые. Хотя как по мне — жутко звучит, но продавщица советовала, говорит, сама только эти беру… И смешала все по инструкции, с соблюдением всех пропорций, до того точно, что и Инка позавидует. А оно, поди ж ты, не поднялось. И запах приобрело такой кислый, пивной, удушливый. Будто я туда не дрожжи, а хмеля от души пролила.
— Ладно-ладно, не топи дом, — примирительно простер ладони, как два флага капитуляции Эринир. Поглядел так проникновенно, словно сканируя, а после подошел ко мне, обнял за плечи, одной ручищей, ибо веса двоих я попросту не выдержу, и поинтересовался: — Почему именно меня вызвала?
— А кого еще? — пожала плечами, хоть и далось сие нелегко под таким-то прессом, — Можно подумать Ини с Мари зело кулинарные дивы. А ты… Сам рассказывал, что как матушка занедужила, все хозяйство на тебя свалилось. А домашний хлеб — всяко дешевле покупного.
— Смотри, какая логическая цепочка, — вновь хохотнул друг, впрочем, не обидно. — Ну, рассказывай тогда, что делала и что вообще хотела сделать.
— Вот, — протянула ему книженцию, с закладкой — петушиным пером, на страничке, которой были выложены на белой, кружевной скатерочке с вышитыми маками и незабудками, свежие, румяные, щедро посыпанные изюмом ватрушки. И ниже рецепт приготовления.
— Все, как написано, смешала? — уточнил троллик.
Получил в ответ вялый кивок, помолчал, подумал, не нашел к чему придраться, и задал новый наводящий вопрос:
— А потом что?
— Поставила в теплое место.
— И где у нас оно? — с возрастающим интересом осведомился Эринир, озираясь по сторонам.
— Это место — Файри, — отрапортовала со вздохом.
С тех пор, как мы с Демирином исполнили предсказание, и очистили подземелья дроу от андрогиновской напасти, элементали утратили отчужденный вид. И преисполнившись раскаяния, выполняли любую мою блажь, стараясь загладить вину за недавнее игнорирование и умалчивание многих важных сведений. И, естественно, я сим пользовалась. Нет, в душе не нашлось места обиде, поскольку я давно смекнула — они не могли вмешаться и помешать ходу пророчества. Но для виду… Продолжала дуть губы. Профилактика — наше все.
Рин, как-то подозрительно хрюкнул, словно пытаясь скрыть порыв неуместного веселья, и этак с натяжечкой уточнил:
— Лия, а тебе не кажется, что теплое место и огненный элементаль — несколько перебор? И… сколько же ты так его грела?
— Часа три, — вымолвила неуверенно, и добавила с неохотой, после того, как друг озадаченно крякнул: — С половиной. Чтоб уж точно согрелось.
Троллик поджал губы. И взор ореховых глаз к полу опустил. Не помогло. Через мгновение он уже хохотал, давясь смехом, повиснув на расстроенной мне. И в перерывах между весельем, раскаянно постанывал: "Прости". А когда успокоился, потрепал по светлой, и без того растрепанной что тестом, что неудачей макушке и выдал покровительственно:
— Давай-ка, мы с тобой вместе еще раз попробуем.
Возражать не стала. Ватрушек самоличного изготовления хотелось до безумия, и тролля в помощники организм одобрил без капризов.
А когда я все же справилась с этим дивом, и друг засобирался обратно в РАМИиЗ, от него поступил странный, туманный намек, который Эринир пытался выдать за совет:
— Ты бы это, мелкая, наведалась к Вулфину на прием. Авось узнаешь причины своей негаданной хозяйственности, — и так он при этом улыбался, что я заподозрила тролля в сокрытии чего-то важного, чего-то, что мне определенно стоит знать.
Однако ухватить приятеля за грудки и выпытать правду не вышло. Когда становилось нужно, крупногабаритный тролль делался на редкость юрким и быстрым.
Спустя еще неделю…
Стол был чист, из светлых пород дерева и еще пах лаком. Приятно так пах, что подспудно хотелось обнять его, прилечь и набрать полные легкие воздуха, наслаждаясь ароматом. От бредовой мысли отказалась, а от стола отшатнулась, потерянно оглядывая помещение своей лаборатории, которая хоть и не расположилась в кухне, но соседствовала с ней тесно.
А вот вчера, например, мутило от запаха ванили… Где логика?
Не было ее. Как и у всего, со мной происходящего. Просто потому, что не могло это случиться так быстро. Хотя… Срок ведь аккурат два месяца, как сказал Вулфин, к которому по совету Рина я все же сходила. И значит, Созидание постаралась на славу для своего любимчика, не поинтересовавшись, что по такому поводу думаю я.
И неважно, что и сама очень переживала по вопросу совместимости, и даже строила планы по разработке средства, поспособствующего рождению нашего первенца, но… Не так же скоро.
Растерянно передвинула колбу с вытяжкой яда гюрзы к прочим примесям опасного свойства, и уставилась на подрагивающие руки, не зная, как быть. Нет, быть определенно придется, тут и думать нечего, потому как одна часть меня уже неделю безумно ликует, периодически укладывая ладони на живот, и глупо улыбается. А вторая, более дотошная, порядком трусит и цепенеет, поскольку искусство пеленания ей попросту не знакомо. И это только один из примеров моего несовершенства.
А ведь я еще не сказала виновнику моего нынешнего состояния. Не от страха, что тоже запаникует. Муженек мой редкостной душевной крепости, угу, а иногда и черствости, наверняка станет, на руках носить и опекать всячески. А лабораторию замурует, заявив, дескать, пока не родишь, не пущу.
Он и без новости о пополнении в нашей едва-едва созданной семье сделался чуть ли не тоталитарен. Я только и слышу: "Это опасно, нет", "Без тебя Служба Безопасности не рухнет", или "Нельзя, я сказал". И главное, мои родители вместе с Аскрином млеют от этакой строгости, и умильно пускают по Фениксу слезинки. В общем, поддержки ждать не от кого, приходится отстаивать независимость самостоятельно. Периодически… Если не очень лень.
Жар прожигаемого пространства, вывел из раздумий, как сознательный прохожий подслеповатую старушку на другую сторону дороги. Явился… Подумалось мрачно, опять-таки лишь одной моей частью натуры. Той, что даже после замужества не перестала слыть повышенной языкастостью. А вторая напротив — затрепетала, заволновалась, и я едва подавила порыв кинуться в объятья возникшему на пороге любимому.
Ишь, поглядывает как лукаво, улыбается и меня разглядывает, будто цветное стеклышко мальчишка в жизни не видевший дива волшебней. Против воли, в солнечном сплетении волнительно защекотало. Стало легко и приятно.
— Жена моя… — небрежно откинув со лба челку, Демирин сделал неспешный шажочек к разделяющему нас столу.
Подкрадывается, значит.
— …я явился за долгом… супружеским, — без обиняков констатировал сей "кредитор",
