на мадемуазель де Кристоваль, ты хоть и не станешь его управляющим, зато получишь сто тысяч франков. Помни — здесь люди крутые, не вздумай вилять. Зато уж тебя не выдадут.
Сен-Шарль. По рукам!
Вотрен. Сделку я буду считать действительной лишь после того, как бумаги будут здесь у меня; а до тех пор — смотри!
Входят сразу все слуги.
Проводите кавалера и будьте с ним почтительны, как того требует его титул.
Сен-Шарль
Вотрен. Кавалер, я весь к вашим услугам.
ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
Вотрен и Ляфурай.
Ляфурай. Господин Вотрен!
Вотрен. Чего тебе?
Ляфурай. Вы его, значит, выпустили?
Вотрен. Если бы он не думал, что он свободен, мне не удалось бы ничего разузнать. Я уже распорядился: мы ему еще покажем, как сучить веревку для того, по ком виселица плачет. Когда Философ принесет бумаги, которые вручит ему этот молодчик, подать их мне немедленно, где бы я ни находился.
Ляфурай. А после этого — неужели вы оставите его в живых?
Вотрен. Вы по обыкновению слишком прытки, голубчики: разве вы не знаете, как иной раз мертвые тревожат живых? Тс! Я слышу голос Рауля... Оставь нас.
ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
Рауль и Вотрен.
Рауль. Увидеть небеса и остаться на земле — вот мой удел. Я погиб. Вотрен — этот гений добра и зла, человек, всезнающий и, быть может, всемогущий, человек, столь жестокий в отношении других и столь добрый ко мне, этот непостижимый человек, словно волшебник из сказки, это провидение, поистине материнское, в конце концов... вдруг оказывается отнюдь не провидением!
Входит Вотрен; Рауль, стоящий у авансцены, не замечает его. Вотрен в простом черном парике; одет он как биржевой маклер: синий фрак, серые брюки, обыкновенный черный жилет.
О, я изведал любовь, но я еще не знаю, что такое месть, и не хочу умереть, не отомстив Монсорелям!
Вотрен. Он расстроен. Рауль, дитя мое, что с тобою?
Рауль. Ах, ничего. Оставьте меня.
Вотрен. Ты опять меня отталкиваешь? Ты злоупотребляешь правом говорить дерзости своему другу... О чем ты сейчас размышлял?
Рауль. Ни о чем.
Вотрен. Ни о чем! Я сам обучил вас той английской невозмутимости, под которой каждый хоть мало-мальски уважающий себя человек должен скрывать свои переживания, так как же, сударь, мне не знать уязвимых мест этого панциря гордости? Притворяйтесь перед другими, но притворяться предо мною — это более чем ошибка. В делах дружбы ошибаться преступно.
Рауль. Бросить карты, не приходить домой под хмельком, распрощаться с театральными кулисами, стать человеком серьезным, учиться, добиваться положения в свете — по-твоему, это притворство?
Вотрен. В дипломатии ты пока что новичок и опытным дипломатом станешь лишь после того, как тебе удастся обмануть меня. Рауль, ты допустил ошибку, от которой я тебя не раз предостерегал. Мое детище, которое не должно было заблуждаться насчет женщин, этих ничтожнейших существ, — которое должно было пользоваться ими как орудием, а не становиться орудием в их руках, — мое детище вдруг стало пастушком из басни Флориана[12]. Мой Ловелас попал в сети к Клариссе[13]. Увы, молодым людям нужно долго прислушиваться к звону бронзы, прежде чем они поймут, что их богиня — всего лишь бездушное изваяние.
Рауль. Наставление?
Вотрен. А ты что же — собираешься меня дурачить, меня, который приучил твою руку владеть пистолетом, обучил тебя фехтованию, сделал тебя таким ловким, что ты можешь не бояться любого молодца из предместий... дурачить меня, который воспитал не только твое тело, но и ум, хотел возвысить тебя над всеми, словом, венчал тебя на царство?.. Будь же хоть малость искренен.
Рауль. Вы хотите знать, о чем я думал? Да нет... это прозвучало бы укором моему благодетелю.
Вотрен. Благодетелю! Ты меня оскорбляешь. Ведь я предлагал тебе свою кровь, свою жизнь. Ведь я готов убить, уничтожить твоего врага, лишь бы получить непомерно огромное вознаграждение, именуемое признательностью. Неужели я извлекаю из тебя выгоду, как ростовщик? Есть люди, чьи благодеяния волочишь за собою, как волочит за собою кандалы каторж... Да что там! Я давил бы таких людишек как червей и не почел бы это за человекоубийство. Я просил тебя считать меня своим отцом, мое сердце должно быть для тебя тем, что небо — для ангелов: бесконечным простором, где все — блаженство и покой. Можешь высказать мне любые свои мысли, даже дурные. Говори, я пойму все — даже подлость!
Рауль. Не иначе как бог и сатана соединились и вместе создали этот стальной характер!..
Вотрен. Возможно.
Рауль. Я все тебе скажу.
Вотрен. Так сядем же, дитя мое.
Рауль. Ты причина моего позора и отчаяния.
Вотрен. Как так? Почему? Кто тебя оскорбил, черт побери? Кто посмел? Назови мне его, скажи, где он... И на него обрушится гнев Вотрена!
Рауль. Это не в твоих силах.
Вотрен. Дитя! Существует два рода людей, которые в силах сделать все, что хотят.
Рауль. И кто же это?
Вотрен. Монархи, которые выше законов, или по крайней мере должны быть выше их, и, пусть это тебе и не понравится... преступники, которые ниже законов.
