Ксэнар тяжело дышал, лапы дрожали и разъезжались, левый, потемневший от крови, бок был глубоко вспорот, на задней лапе виднелась в проплешинах покрасневшая, воспалившаяся кожа, словно кто-то присосками вцепился в нее, и отодрался уже только с мехом. Правое ухо было порвано, а морда вся перепачкана чем-то черным и отвратительным на вид. У Ксэнара, в отличие от меня, не было чудо-кольца, его нечему было защитить от того, что живет в этой недружелюбной темноте.
Припадая на заднюю лапу, он приблизился ко мне и первое, что сделал — обнюхал. Основательно, ответственно, сунувшись носом даже мне в лицо.
От него самого пахло просто ужасно, и я не могла даже представить, что он надеется унюхать, все перебивала эта резкая, едкая вонь, исходящая от черной гадости на его морде.
Но я все равно смирно стояла на месте, позволяя ему делать все, что вздумается. Пусть нюхает, сколько влезет, может даже на вкус попробовать, я не против, лишь бы он забрал меня отсюда.
Я не знала, чтобы со мной было не появись здесь Ксэнар, но он здесь, теперь я чувствовала себя в безопасности и уже почти любила его за это.
***
Когда мы выбравшись из темноты, сошли с тропы, возвращаясь в реальный мир, живой, полный запахов и красок, рядом с которым тропа казалась стерильной подделкой, там уже царствовал рассвет. Жутко было даже представить, сколько мы бродили в темноте. Ксэнар, едва передвигал лапами, и я, из последних сил цеплялась за мех на его холке.
И еще страшнее было осознать, что путь наш был незавершен.
Вынырнули мы почти в десяти километрах от деревни по колено в снегу.
— Рашис вернется, — уверенно прошептала я, ощущая, как мороз пощипывает щеки, и шалея от этого чувства, — обязательно вернется в деревню за своими товарищами. И я его придушу.
Ксэнар согласно фыркнул, и мы медленно поковыляли вперед.
Я была совершенно измотана, морально опустошена и отупело равнодушно, хотя чувствовала, что должна собой гордиться.
Выбраться с волчьей тропы целой и невредимой – многим ли это по плечу?
Только Князю Волков, которого, по умолчанию, ни одна гадость не возьмет, и бешенной Огневице, которую если какая гадость и попробует взять, то в лучшем случае просто подавится.
ГЛАВА XXIII. Жена Болотного царя
За окном шел пушистый легкий снег, когда работницы разбудили меня и, полусонную, отупевшую от переживаний, уснувшую всего пару часов назад, начали готовить к предстоящему обряду.
Сегодня мне суждено было стать женой и царицей и получить безграничное право портить Ксэнару нервы.
И вроде бы дело решенное, все уже не раз обговорено, все мои сомнения и страхи давно разбились о царскую невозмутимость, но я все равно нервничала.
Меня умыли, расчесали, обрядили в платье — мшисто-зеленое, со знакомой россыпью белых вышитых цветков на ткани…
Я много раз пыталась узнать, что меня ждет, как будет проходить обряд бракосочетания, что я должна буду сделать и к чему стоит быть готовой. Мне не говорили, только улыбались смущенно и жалостливо.
Правду выжать удалось, как ни странно, из Нэшара.
Даже болтливый Сэнар просвещать меня отказался категорически, подозревая, видимо, что, узнав все, я испугаюсь и сбегу…
Потому жертвой моей стал пастух. Он не очень долго сопротивлялся и легко признался, что никто мне ничего рассказать не сможет, так как никто не знает, что меня ждет. Царя с женой связывали сами Топи. Без свидетелей.
И мне сразу стало ясно, почему Сэнар так осторожничал…
Тем же вечером, едва дождавшись прихода Ксэнара, изучив за время ожидания во всех подробностях путь от входной двери до первой ступени лестницы, я с порога заявила о своем решении:
— Простите, вашество, но я за вас не выйду!
Ксэнар, не успевший даже в дом войти, так и замер.
— Опять?! — возмутился Сэнар, выглядывая из-за царского плеча. Ему эти метания надоели, казалось, даже больше, чем его брату, которому и приходилось усмирять все мои страхи.
— Что на этот раз? — устало спросил Ксэнар.
— Я все знаю! — обреченно сообщила ему. — Какая может быть свадьба, если я совсем недавно так неуважительно отнеслась к Топям? Вы думаете, они меня одобрят после того, как я их ножиком… ну… того. По корням.
— Кто рассказал? — мгновенно ощетинился Сэнар, готовый открутить болтуну голову. Я отважно не сдала свой источник информации, с трагической решимостью принимая факт того, что замуж я уже не выйду. Никогда.
Потому что за царя меня Топи не отдадут, а никого другого мне было не надо. Я это очень отчетливо поняла, пока бродила по первому этажу, дожидаясь возвращения Ксэнара.
— Значит, к трону наперекор Топям за мной идти ты не побоялась, а замуж боишься? — прищурился Ксэнар. Он перешагнул порог, и я невольно отступила, споткнулась о ступень и села на лестницу.
— Но Топи же… Наше знакомство вышло не очень удачным…
— Я буду с тобой, разве этого недостаточно? Топи тебе не навредят.
Я не успела ответить, а из-за царского плеча рассерженной змеей уже шипел Сэнар:
— Только попробуй струсить. С Агнэ сама объясняться будешь.
И я содрогнулась. Расстроенная царевна, которая уже тренировалась звать меня мамой и получала непередаваемое наслаждение от моей на это возмущенной реакции, совершенно точно была опаснее любых Топей.
А Сэнар не замолкал. И царь, будто специально, его не одергивал.
— А за брата Вастэ отдам. Он, конечно, будет сопротивляться первое время, но уж мы с Вастэ быстро…
— Да поняла я! — перебила его, моментально вспыхнув. Даже понимая, что коварный эва специально про дочь рода вспомнил, я не могла себя сдержать. Оставалось только принять поражение.
Страх перед свадебным обрядом мерк на фоне ужаса при мысли, что Ксэнар достанется другой.
Я была малодушной, жадной собственницей.
Поэтому в столь ранний час, вместо того чтобы спать, топталась на крыльце дома, кутаясь в шубку из меха неведомой мне зверюги и дожидаясь повозки.
Работницы сказали, что она прибудет вот прямо сейчас, и сбежали в дом, бросив невесту одну в холодной темноте. Как велели им их традиции.
А я осталась мерзнуть, вяло радуясь, что сумела отвоевать шерстяные чулки, которые к свадебному платью не прилагались. Сначала мне не хотели их давать, но после недолгой баталии и стребованного с меня обещания, что я сниму их сразу же, как окажусь в тепле, и совершенно точно не покажу царю, я смогла-таки немного утеплиться.
И лишь благодаря этому, когда повозка все же подъехала, являя мне радостно улыбающегося Сэнара, сидящего на облучке, я не превратилась еще в
