— Гюнтер, можно я его прибью.
— Можно, — кивнул Алрайт старший, — только пусть сначала рассказ закончит.
— Уже и пошутить нельзя, — фыркнул Аккария, усаживаясь поудобнее. — Короче. Только второй голос замолчал, как тут же первый вернулся. "Это да, шаоранить ты здорово научился. Мама. Пусти хвост. Я Барбариске пожалуюсь"
— Откуда у оврага хвост? — опешил Шин, а Гюнтер только-только начал понимать, что к чему. По крайней мере, последняя фраза много чего объясняла.
Неужто Швяшной и до Аражева предела добрался? И зачем, спрашивается? Там же подписи не у кого собирать.
— А я знаю? — пожал плечами Бейз.
Ого, откуда он про Швяшного знает? Вернее, не знает. Но раз вопросу не удивился, значит, знает?
Твою колбу. Это ж он Шину отвечает. Про хвост.
— Короче. Второй голос вроде как испугался. Ибо первый заявил: "Вот, сразу бы так. Ты б, Ша-Оранчик, подумал, прежде чем чего-то сделать" А второй тут же возмутился: " Так ты ж, Президент, сам про этот фигвам рассказывал. И картинку показывал. Я все точно сделал"
Аккария поперхнулся и потянулся к стакану с водой. Шин же мстительно промолчал. Гюнтер тоже, за компанию, втайне надеясь, что растворенное там лекарство ему не сильно повредит. Наоборот, закрепит знатно, при Тэминой готовке самое оно.
— Короче, — продолжил Бейз, облизав губы (видать по душе лекарство-то пришлось), — первый голос и говорит: " Фигвам точный. Место неточное. Ты чего это мои фигвамы кому ни попадя показываешь?" А тут Лизка глаза открыла, чтоб, значится, на фигвам полюбоваться. А то когда ж еще придется, ежели это такое редкое явление. А голоса-то не унимаются: "Что значит, не попадя? Сейчас попаду. Ты мне сам мешаешь" А второй в ответ: "Да ты сначала посмотри, в кого ты попадешь. Сам же говорил, что воров трое. И все парни. А здесь одна баба" Я даже возмутиться не успел, — вздохнул Аккария, — что значит, одна баба? А я?
— А ты что тоже баба? — насмешливо фыркнул Гюнтер.
— Похоже на то, — поддакнул Шин, — ноет точно, как баба.
— Не хотите слушать…
— Хотим, — дружно завопили парни, не дав ему даже закончить фразу.
Интересно, что же там дружки Швяшного затевают.
— "Как баба?" — удивился второй голос. — "Ой, и правда баба. То есть девушка. И нечего руки распускать. Это ты раньше папа был, а сейчас… Ой, мама. Ладно, папа-папа, доволен? Эй вы, — это голос уже нам заявил, — пояснил Бейз, — извините, ошибся немного. Но я не виноват, это все Президент. Вертится тут, и с пути меня сбивает" "Точно, — объявился вдруг третий голос. — Президенты они такие" "Ага, — проклюнулся четвертый голос. — Всех с пути сбивают. Поэтому голосуйте за Императора. Мряяуууу" Потом все на миг смолкло, а затем как зашумит пуще прежнего. И кулак из камешков вдруг исчез. И тишина.
— И все, что ли?
— Нет, не все. Я еще две фразы услышал.
— Какие?
— "Ша-Оран, придурок, раз с лисьей частью ошибся, так хоть магию оттудава забери" "Без блохастых Президентов разберемся" А потом дикий шум. И тишина.
Словно подтверждая его слова, шум раздался и в коридоре. Тишина правда не наступала. И Аккария ощутимо вздрогнул, на дверь покосившись.
— Давай колись, чего еще натворил? — подначил его Шин.
— Да это не я. Лизка, — вздохнул он. — Эта дура вообразила… Эй, парни, мы только меня не выдавайте. Я ж только вам правду. По секрету.
— Ага-ага, — серьезно кивнул Шин, — будем молчать, как пробирка после дезинфекции. Так чего там Лиззи учудила-то?
— Очнулась не вовремя, — еще тяжелее вздохнул Бейз. — Как раз, когда я завопил: "Хоть я и не маг, но вас на раз уделаю"
— Чего? — опешил Гюнтер. — В первоначальной версии вроде другая фраза была.
— Ага, — хихикнул Шин, — что-то типа "спасите, а то обделаюсь".
— Щас врежу, еще не так обделаешься, — обиделся этот болтун. — Сами бы такой фигвам увидели, я б на вас посмотрел.
Шин снисходительно хмыкнул, намекая, что уж он-то ни за что не обде…
— Ага, — торжествующе заявил Аккария, наблюдая с какой скоростью братец Гюнтера рванул в сортир. — Вот, Шину одного рассказа о фигваме хватило, а я воочию его видел.
— Это не фигвам, это Тэмия, — пояснил Шин, вернувшись к ним спустя положенное время, но Бейз ему не очень-то поверил.
— Так что там с этим фигвамом-то на самом деле? — поинтересовался Гюнтер, отвлекая Аккарию от ненужных мыслей.
— Ну так я и говорю. Лизка глаза-то поначалу не открыла, вот и вообразила, что я за нее с коварными магами воюю.
— А ты в штаны наложил, и потому с места сдвинуться не мог.
— Шин, помолчи, — велел Гюнтер, догадываясь, что иначе они до конца рассказа так и не доберутся.
— Так я ж правду… — начал его братец, но, заметив кулак, заткнулся.
— Так и я правду, — обиделся Бейз, — а вы ржете.
— Мы уже молчим, — с нажимом повторил Гюнтер.
— Короче. Глаза-то Лизка не сразу открыла, вот и решила, что я, ее спасая, с жуткими магами сцепился и прогнал их. Только голоса от них оставив. И фигвам, как символ нашей любви до конца жизни. И сейчас бегает по общежитию и всем рассказывает, какой я великий герой и как, благодаря фигваму, она нашла свое счастье.
Парень мученически возвел глаза к небу, то бишь, потолку, а Гюнтер с Шином сочувственно переглянулись. Зная Лизку, Гюнтер только порадовался, что идти в Аражев предел она решила с Аккарией. Выходит, Тэмия еще раз спасла его брату жизнь.
— А что там за шум в коридоре? — спросил Гюнтер.
— И не спрашивай, — скривился страдалец. — Девицы буянят, парней ловят, чтобы в Аражев предел идти, фигвам искать.
— А как же, — поддел его Шин, — любовь ведь как-никак. До конца жизни.
Но тот на подколку и внимания не обратил.
— Парни, вы как думаете, до конца жизни — это до понедельника? — с надеждой прошептал он. — Нет? Неужто до четверга?
Ильсан Авилэр
Вина Ильсану так и не налили, заявив, что два литра — это много, а вот три — это уже мало. Им и сами не хватает. Тем более что драгоценный пьет, как оголодавшая лошадь, да и упырь от него не отстает, так что бедной Барбарисочке приходится пить, как птичке. На что ей тут же резонно ответили, что птичка — это, видимо, страус.
Да уж, родственнички у него.
Хотя, чего уж скрывать, лично Ильсану они очень даже нравятся. Да и грех жаловаться — налить-то ему налили. Молока, как младенцу малолетнему. Еще и в лоб чмокнули. И араж его раздери, это было приятно. Ильсан, и когда реально младенцем был, такой заботы не видел. Поди, и молоко, поданное с любовью, вкуснее. Правда, проверить это ему не дали.
