Я не мог быть рядом с той, единственной нужной мне. Но я доверился…
В мозгу что-то щелкнуло.
Улыбнулся, сам не знаю почему.
Письма с границы между светом и тенью, окончание
Я сижу в тесном боевом модуле и наговариваю это письмо тебе. Холодно, изморозь ложится на стены и пульты. Считаю минуты до… сам не знаю до чего. Очень может быть, что до смерти.
Как там у старика Бродского?
«…И вообще самоперемещенье пера вдоль по бумаге естьувеличенье разрыва с теми, с кем больше сестьили лечь не удастся, с кем – вопреки письму —ты уже не увидишься. Все равно, почему».Понятия не имею, кто ты, как тебя зовут. Алина, Её Величество… Вы смешались у меня в голове. Уж прости психа. Уже одно то, что в модуле меня четверо, вызвало бы приступ панической икоты, если бы мне не было столь космически наплевать.
Такое, видишь ли, случается, когда знаешь, что живешь в долг, и выпадает шанс вернуть с процентами.
Впрочем, для меня неважно, кто ты, ведь ты мне очень нравишься. Уж разберись сама, какая именно. Прости, это звучит как бред, скорее всего, это он и есть. Но мы ведь умеем платить такую цену?
Похоже, я не очень хорошо себя чувствую.
Ладно. Осталось всего-ничего. Но я успею рассказать то немногое, чего не затронул.
…Мои пальцы летали над клавиатурой, внося курсовые поправки, так, будто я каждый день водил корабли этим коридором на протяжении долгих лет.
Не удивлялся. Больше беспокоился. Смутные фигуры на периферии зрения, спутанность мыслей – всё это успело забыться, но было знакомым.
Временами казалось: в кресле второго пилота – мальчишка-курсант. Тот, что еще не научился предавать и быть преданным. Который влюбился в смешливую девчонку в марсианском маглеве; чудилось, это он ведет машину, не я.
…Сам Спас-в-Пустоте произвел гнетущее впечатление. Здесь не было даже вращательной гравитации – лишь путеводная ниточка поручня тянулась сквозь просторные коридоры.
Внутрь мы проникли сравнительно легко – дверь была заварена и опломбирована, но как раз на этот случай была припасена палатка временного шлюза. Небольшой направленный взрыв – и мы внутри.
Полутемное, стерильное пространство подавляло. В первую очередь – обилием икон. Сверху, по бокам, внизу.
Будто предки старались изобилием искупить тот грех, что допустили, превратив церковь в пусковую установку; забывая о том, что дела важнее слов.
Это было грустно. Как и храм, который никогда не предназначали быть местом службы и молитвы, домом Господним.
Пройдя через собор к неприметному люку, обнаружили неприятное – строители заготовили незваным гостям целый лабиринт, полный мин-сюрпризов и прочих замечательных подарков. Далеко не каждый был отключен.
Что поделаешь!
Хорошо, что Солнечная велика. У нас был добрый месяц, и мы не теряли времени. Разбили лагерь в храме – и ежедневно шли на штурм лабиринта, методично деактивируя ловушку за ловушкой.
Савелиев оказался молодцом, а у меня внезапно прорезалось волчье чутье – очень часто я мог сказать, в какую сторону нам следует повернуть на очередной развилке, и не ошибался.
Я не раскрывал соратникам: если прищуриться, могу различить фигуру в полном бронескафе, указывающую нам путь.
С каждым днем видение становилось четче, на двадцатый мне уже было не нужно было специально стараться, чтобы различить его. Я узнавал в нем себя же, того, что пробирался совсем иными коридорами на Тритоне.
Было тревожно. Но мысли вроде бы оставались сравнительно четкими. Хотя бы это радовало.
Все заканчивается, кончился и лабиринт. Пришла очередь Иванова проявить свои таланты. Вскрыв пульты, он возился с проводами и интерфейсами, и, наконец, сокрушенно выругался.
– Что такое? – спросил я, еле удерживаясь от желания самому разразиться площадной руганью; мы потеряли слишком много времени, до входа чужого корабля в зону безопасности оставалось от силы полдня.
– Какая-то защита. Тут нейроинтерфейс, простенький, хорошо, уже контактный, а не инвазивное старье. Но картинка слоистая. В жизни не разобраться.
Почему-то я догадывался, что ответ будет примерно таким.
– Взять на прямое управление? Замкнуть контуры на один из наш коммов в обход компа?
– Будь у меня хотя бы неделя…
Всё было ясно. Опоздали. Интересно, была ли хоть одна крупная операция, где я не облажался? Марс был великим провалом; Тритон – пирровой победой с недостаточно точно заключенным соглашением; Авенида – Авенидой; разве что Галиция, но и то – это было так, побочно к основной цели миссии.
Мне вновь и вновь доверяли. Зачем?
– Шизофрению с этой штукой схватить можно, – пожаловался Иванов.
– Дай-ка, – протянул я руку за обручем.
До того, как он лег мне на голову, увидел одобрительно кивающего себя в странном сюртуке и с гравизацепами на руках и ногах.
Я понял: пришла пора нового полёта сквозь огонь.
…За спиной были трое. Навигатор тут же занялся проверкой двигательных установок и сканеров; боец двинулся к орудийным системам; дипломат схватился с электронным мозгом, выговаривая полномочия и отстаивая позиции; сам я был ими всеми – и в то же время сидел в тесной, холодной рубке, прямо на полу, контролируя процесс.
Я потянулся к управляющим нитям – неоново-синим – и понял: пропал. Чертова система не предусматривала отключения боевых систем вне дока. Высветил схему, пытаясь понять, нельзя ли аппаратно нарушить функционал систем запуска, перерезав где-нибудь топливопровод. Можно – но не за то время, что у нас есть.
Приехали. Вилы.
Кто-то должен держать систему в подчинении, пока чужой корабль не пройдет мимо.
Дальше была перепалка. Ребята никак не хотели уходить, порываясь взять управление под контроль самим; убедившись в бесперспективности занятия, требовали права остаться.
– Не дурите, придурки! Кто меня вытаскивать будет, если наши милые гости заинтересуются каменюкой, а? – этот аргумент, казалось, их убедил.
Хотя мы все трое знали – если «постчеловеки» захотят захватить камень – лучше позволить им это сделать, но не показать, что все эти годы под видом православного храма в чужом районе Пустоты висела наша боевая станция.
Империя утрется. Не впервой скандалы переживать. Но то, как повлияет это на деятельность наших миссионеров – лучше и не представлять.
Залпы должны прогреметь не раньше, чем Спас окажется в чужом доке. Ни секундой раньше.
Это если они просто не распылят подозрительную каменюку.
…Когда остался один – выдохнул и позволил себе сползти по стене. Посидеть пяток минут. Было погано. Тени, невнятные образы из подсознания, чужие лица – будто одним толчком я вернулся на семь лет назад, в состояние, в котором пребывал, когда шептун пошел вразнос. В самый худший из моментов, если честно.
Прошел в рубку. Пристегнулся к креслу. Холодно. Некритично. Всего шесть часов впереди. Надел обруч. Рядом проделали те же движения я-второй, я-третий и я-четвертый.
Включил слабенькие движки – уж очень близко проходила расчетная траектория корабля-чужака. Далеко не убегу, но хоть не врежусь. Гравитация, опять же. Посидеть… чуть не сказал
