— Да уж гуляйте, — отмахнулась та с улыбкой. — Ты вон щебечешь, будто птичка, и у Баччо физиономия, как у кота, сметаны объевшегося — чего ж тут не одобрять?
Тут Дамиана, молча слушавшая этот разговор и старательно срезавшая шкурку с цукини, немедленно подумала, что наверняка Марция с Баччо целовались, а может и не только. Марция уже не девушка, беречь ей нечего и, раз Баччо ей нравится, то зачем бы им после катания на лодке оттягивать прочие удовольствия? Вот она бы не стала, если бы его сиятельство Фабио обратил на нее внимание. Только он не обратит, у него сколько дам уже в постели перебывало, и многие вовсе не задерживались, хотя и были настоящими аристократками, а не как она — ни то, ни се. Хотя, если честно, положа руку на сердце, Дамиане так и не стало понятно, чем она так уж плоха для ласк и поцелуев. Какое ему дело до ее дара, если речь не идет о том, чтобы жениться и заводить детей? Ладно бы некрасивая и непривлекательная — обидно, больно, но понятно. Но чем плоха недостаточно родовитая? Как будто, если снять одежду, не все равно.
Но вдруг она вспомнила, как синьор Фабио говорил: "Я думаю, что, пока ты находишься в моем доме, я отвечаю перед тобой так же, как и ты передо мной. И никто не имеет права делать с тобой ничего против твоей воли — ни я, ни кто бы то ни было еще", — и тяжело вздохнула. Все-таки синьор Фабио был хорошим человеком, даже если не до конца верил в эти слова, уже одно то, что у него водились такие мысли, значило куда как много. Всем наставникам, синьору директору и благотворителям вместе взятым не приходило в голову подобного. У них даже разок мимолетно не мелькали подобные мысли. А у синьора Фабио были принципы, и то, что он был молодым и красивым, и что Дамиана хотела бы, чтобы он вел себя иначе, не делало его принципы хуже.
— …и все как на подбор молодые, красивые и знатные, — словно эхом ее мыслей прозвучали слова Марции. Начало фразы Дамиана прослушала, слишком уж погрузившись в свои мысли. — Семерых уже убили, выходит. Что ж такое делается.
— Беда, — горестно согласилась Эстель. — А синьор Фабио, вон, в такое время по портовым складам бегает. Когда следовало бы дома сидеть, на все замки позапиравшись.
— Так то днем было, — возразила Марция. — А убивают, вроде как, ночью только…
Дамиана отчего-то смутилась, что совершенно не понимает в чем дело, но потом все же спросила:
— О чем вы говорите? Какие убийства?
— Ох, точно, тебя ж, когда это все началось, еще и в городе не было, — спохватилась Марция. — Тогда разговоров было. Потом-то убийства прекратились, все и думать забыли, а теперь вот опять… Погоди, я тебе сейчас по порядку расскажу.
— Нет уж, лучше я, — возразила Эстель, — а то знаю я тебя, такого нарассказываешь, что девочке потом кошмары будут сниться. Словом, началось это год назад, тогда первого убитого нашли. Хотя, конечно, тогда все решили, что это кто-то решил отомстить этак… с особенной жестокостью, чтоб мало не показалось. Ну а что еще можно было подумать, на такого покойника поглядев?..
— Какого? — Дамиана уставилась на Эстель, позабыв о своих цукини. — Ох, не тяните, я же сейчас точно навоображаю.
— Сейчас, пока думаешь, как Дамиануччу не напугать, она сама напугается, — упрекнула Марция экономку и тут же подхватила рассказ: — Говорят, крови в них нету вообще, уж не представляю, как это возможно — ни капли, как поршнем откачали. И знаки какие-то по всему телу ножом вырезаны, но в этом я ничего не понимаю, потому как это магия — вон, благородные господа и те не разобрались до сих пор, для чего они надобны, куда уж мне… Одно знаю точно: выглядят покойники страшно. И смерть это страшная.
— Ужасы какие, — сказала Дамиана, бросив нож и прижимая к груди руки, сама же думала про себя, что, по всей видимости, для откачки крови использовалась магия, и о том, что, безусловно, на такое способен маг-целитель; возможно, что-то похожее может сделать боевой маг, хотя она не встречалась с подобными заклинаниями, но сочиняют же порой и новые. Интересно, а защитник, вроде нее, смог бы? Девушка посмотрела на нож, которым прекрасно умела убивать, ее этому учили. Ведь не то чтобы защитники вовсе не могли вредить, просто нападение никогда не было главным в их магии. Наверное, смог бы. Да уж, выходило, что тех, кто в состоянии это сделать, в городе было слишком много.
— Да уж, особенно жутко стало, когда оно все продолжилось, — ответила ей Марция, но Эстель, глядя на взволнованную Дамиану, тут же ее перебила:
— Давай-ка дальше я, без этих твоих… впечатлений, — сказала она. — Примерно через месяц второго покойника нашли, потом третьего — и тут уж всем стало понятно, что дело вовсе не в мести. Все убитые, как Марция и говорила, на подбор молодые дворяне. Между собой плохо знакомые, и кто и зачем их так жестоко убивает — никому не ведомо.
— Демонопоклонники это, — не удержалась Марция. — Приносят жертвы своим хозяевам, которые кровь пьют. Видать, демонам не любая подходит, а только тех, в чьих жилах магия течет…
— Хватит сплетни пересказывать, — возмутилась Эстель. — Господа, которые убийцу ищут, ясно сказали: умалишенный это, один-единственный.
— Ну уж я помню: когда убийства вдруг прекратились, все решили, что этот самый псих попросту в речке утонул и потому никого больше убивать не станет, раз уж сам теперь покойник, — покивала Марция.
— А что, последнего покойника возле речки нашли? И он боец был сильный? — спросила Дамиана и, увидев изумленные лица Марции и Эстель, пояснила свою мысль: — Ну почему-то же решили, что он в речке утонул, а не с лошади свалился и шею свернул.
Эстель захихикала, поглядывая на кухарку и качая головой:
— Да это просто Марция опять приукрашивает и додумывает всякое, чего ей знать неоткуда: то про демонопоклонников, то про речку… — она вздохнула и сразу посерьезнела: — Да и нету уж разницы, чего тогда решили, раз убийства снова начались. Вон, два новых уже, да еще и одновременно. Кузенов убили, похожих, как братья, ужасно. А кто убийца, да где его искать — как тогда не знали, так и сейчас не ведают. Оттого и напуганные все.
— Мне Франка сказала, у них хозяин бал отменил, — поспешила поделиться Марция, — к которому чуть не месяц готовились. Не хочу, говорит, чтобы на моем балу кого-нибудь убили. Предпоследнего-то покойника