— Проклятье. К демонам в задницу и к ослиной матери это невезение, — разразился Фабио очередной неаристократичной тирадой, оглядывая лежащее на земле тело.
Неестественно, под жутким углом вывернувшаяся шея и закатившиеся глаза не оставляли никаких сомнений. Этот — уже ничего не расскажет никогда и никому. Он вскинул голову вверх и увидел, что Виола уже на середине пути вниз. Сердце в очередной раз восхищенно обмерло, но у них сейчас не было времени на восхищение, не было времени ни на что. Там, в переулке, оставались еще двое, и, может, от них можно было чего-то добиться… Фабио подхватил Виолу у самой земли, осторожно поставил на ноги, будто она была хрустальной и, все же не удержавшись, поцеловал в висок. А потом они побежали обратно, так же стремительно.
Увы, невезение не собиралось отступать: их ожидало лишь подсыхающее пятно крови в том месте, где лежал раненый Фабио убийца. У него были очень веские подозрения насчет заказчика: по всему выходило, что кроме дона Витторио и его контрабандистов желать синьору делла Гауденцио смерти было некому. Значит, они стали разбираться, кто навел стражников, и все же решили, что виновен Фабио… скорее всего, так. Но наверняка он не знал. И узнать не мог. Фабио потер лоб с досадливым вздохом, поморщился, махнул рукой и, развернувшись, решительно обнял Виолину.
— Ты меня спасла, милая. Ты… замечательная и даже не представляешь, как я тебе благодарен, моя принцесса, — с нежностью проговорил он, погладив ее пальцами по щеке и восхищенно заглядывая в глаза. К демонам бандитов, к демонам покушения, когда рядом с ним стоит самая прекрасная девушка в этом городе, которую ему снова никто не мешает обнимать. И целовать тоже. Поцелуй был коротким, но очень чувственным. А потом Фабио, грустно усмехнувшись, сказал: — Опасно со мной ходить на свидания, оказывается. Они ведь именно на меня охотились, не просто так…
— Быть защитником и никого не защищать — довольно нелепо, — со смешком ответила Виолина, — Так что я только рада, что смогла помочь. Но право слово, раз это не случайность, мне придется тебя проводить до дома, чтобы мои труды не пошли насмарку.
— Ты замечательная, — широко улыбнувшись, повторил Фабио. — Замечательный защитник и… просто замечательная. Меня еще ни разу девушки до дома не провожали, обычно наоборот. Но мне наверняка понравится.
Еще бы ему не понравилось. Она будет рядом, и их романтическая ночь, так отвратительно испорченная этими проклятыми наемниками, продолжится. Фабио не хотел ее отпускать, не хотел разжимать объятий, не хотел даже отстраняться.
— Я сейчас не девушка, а телохранитель — это другое, — очень серьезно ответила Виолина.
Фабио уставился на нее совсем уж упоенно, размышляя о том, что когда она телохранитель — его принцесса маскарада очаровательна ничуть не меньше. Иначе, но совершенно обворожительная. А потом очень просительно поинтересовался:
— А совмещать одно с другим — можно? Обнимать тебя, пока ты провожаешь меня до дома. И целовать… хотя бы иногда.
— Ну разумеется, — удивленно ответила она, — Дар от этого не отключается, как ты мог уже заметить.
— Да уж, вовсе не отключается, — усмехнулся Фабио, после чего немедленно ее поцеловал, раз уж было можно, и только потом, с удовольствием обняв за талию, повлек в сторону своего дома.
Праздничное безумие уже начало сходить на нет, и публика разбредалась, чему Фабио был только рад: ему хотелось и вовсе снова остаться с Виолиной наедине, но брести по пустеющим улицам Вентимильи, не протискиваясь и не отмахиваясь от празднующих, тоже оказалось не так плохо. И показывать ей город — все, чего она пока не видела. И упоенно целовать ее на каждом углу. И кормить ее панеллини из промасленного кулечка, купленными у особо упорного лоточника, который надеялся еще сколько-то заработать под утро.
Все же у них вышло чудесное свидание, думал Фабио. И даже это нападение… разве смог бы он, не будь его, увидеть, как Виола лазает по стенам? Ловкая, гибкая, изящная. И никто, кроме бандитов, не пострадал, в конце концов. Так что и это было прекрасно. С Виолой прекрасным было решительно все, и Фабио безумно не хотелось, чтобы оно заканчивалось. Потому, когда они дошли до ворот особняка, он сказал:
— Ну вот, теперь ты знаешь, где я живу, — а потом поднял маску вверх, открывая лицо. — Фабио, меня зовут Фабио делла Гауденцио. А тебя… фиалочка? Я хотел бы знать имя своей спасительницы.
Он почувствовал, как она испугалась и тут же слегка отстранилась. Впрочем, Виолина все же умела держать себя в руках, так что она улыбнулась и сказала:
— Мне больше нравится быть твоей фиалкой. Красивое имя.
Фабио нахмурился и неторопливо, очень осторожно погладил ее рукой по спине.
— Не бойся, я не стану лезть в твои тайны, раз ты не хочешь, — поспешил заверить он еще прежде, чем задумался, что это могут быть за тайны и что она скрывает. В любом случае, ничего дурного, в этом Фабио был уверен, совершенно и абсолютно. Она была замечательная, такая искренняя, ее эмоции были как связка разноцветных колокольчиков. А еще она его спасла. Нет, ничего дурного Виолина не могла скрывать, и раз не хочет называть свое имя — у нее есть на то веские причины, и Фабио не станет ни допытываться, ни подозревать ее в чем бы то ни было. Вот только… — Но я бы хотел увидеть тебя снова. Виолиной ли, кем угодно, как захочешь — мы встретимся еще раз?
Она хмыкнула, мягко провела пальцем по его щеке, и Фабио ощутил, как девушка развеселилась от его слов. Удивительно легко оказалось принести ей облегчение.
— Я надеюсь, в самом деле, я надеюсь, — лукаво ответила Виолина, — Жди меня, друг мой Фабио, мой котик.
Коротко поцеловав его в губы, она выпорхнула из его объятий и сказала:
— Иди уж домой, мне тоже пора возвращаться.
— Я буду ждать, фиалочка, — улыбнулся Фабио и замер, собираясь с силами, чтобы все-таки развернуться и пойти в дом.
Ему понадобилось с полминуты, потом он вздохнул и зашагал прочь по дорожке сада. Когда он обернулся от двери, Виолины у ограды уже не было.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
С утра Фабио проснулся в звеняще-приподнятом настроении, и еще до того, как успел отряхнуть с себя сон и
