Он спустил ноги с кровати и тряхнул головой. Теперь, при свете дня, все вчерашние события, как и сама Виолина, казались сладостной фантазией, грезой, наведенной на графа делла Гауденцио проказливым духом маскарада. Но все это было, было на самом деле. Прекрасная девушка с обворожительной и заразительной улыбкой, с ласковыми губами и пальцами, которая мечет дротики и лазает по стенам. Удивительная. Фабио сам не заметил, что уже долго сидит на кровати с мечтательным выражением на лице, не шелохнувшись. Мгновения утекали, а он так и сидел, переполненный воспоминаниями, все его сознание целиком занимала она — Виолина.
"Нужно поговорить с Лоренцо", — решил он как-то вдруг, со всей очевидностью осознав, что ему срочно требуется с кем-то поделиться. Чтобы не разувериться в реальности существования, а еще — чтобы понять, что с ним происходит. Виолина сводила его с ума, кружила голову, завораживала совершенно, в голове плавали радужные грезы, и когда он пытался пробраться сквозь них и осмыслить — вдруг начинал вспоминать ее улыбку, стремительное движение пальцев, запускающих дротик в цель, совершенно очаровательную интонацию, с которой она называла его "синьор котик", ее туманно-задумчивый взгляд в прорезях маски, когда она смотрела на громаду храма, задрав голову.
Лоренцо всегда мыслил трезво, это должно было помочь. Вот только, вдруг понял Фабио, про покушение придется рассказать тоже, и Лоренцо будет совсем не рад, что его худшие опасения за друга подтвердились. А тому, что это, по всей вероятности, контрабандисты, будет не рад еще больше. Потому Фабио решил, что разговор о покушении можно немного отложить. Сперва он расскажет о Виолине, выслушает рассудительные мысли друга на этот счет, а уж потом упомянет о покушении. Да, так будет лучше всего.
По счастью, пациенты в этот час синьора делла Росси не обременяли, и Фабио не пришлось томительно ждать в гостиной, пока тот освободится.
— Я влюбился, — торжественно объявил он Лоренцо сразу после приветствия, еще не успев пройти от двери в комнаты.
— Удивительное дело. И как такое могло случиться на маскараде? — хмыкнул Лоренцо.
— Да нет же. Это не как на маскараде. То есть, как на маскараде, но совсем не так, — попытался объяснить Фабио, всплеснув руками. Торопливо войдя в гостиную, он тут же упал в кресло, а потом попытался объяснить, сопровождая слова бурными жестами: — Лоренцо, она — настоящее чудо. Я до сих пор поверить не могу, что она действительно существует, она как греза. Я, может, и к тебе поделиться пришел, чтобы поверить до конца, что со мной все на самом деле случилось, а не приснилось мне от переизбытка чужих эмоций. Я с ней на Пьяцца Феличе познакомился, она рядом стояла, очаровательная девушка в изумительном платье. Думал, как бы ее уговорить на прогулку — а она со мной первая флиртовать начала. Знаешь, когда девушки так делают… это выглядит чересчур откровенно. Только не у нее. И платье тоже. От него с ума сойти можно, от платья этого, но насколько оно на ней… нежное, не вульгарное вовсе. Я ее Виолиной назвал, она в нем на цветок похожа.
— М-м-м, ну не то чтобы ты никогда не привлекал женщин, чтобы они делали первый ход сами, — удивленно проговорил Лоренцо, явно силясь понять, что же так задело друга, и пока не видя к тому поводов.
— Ты не понимаешь, — констатировал Фабио, в очередной раз взмахнув руками. Впрочем, ему самому, кажется, наконец стало делаться понятнее, и он попытался объяснить еще раз: — Мало в ком я видел столько… естественности. Она откровенно флиртовала со мной и совершенно определенно хотела меня соблазнить, но ни разу, ни в едином слове, ни в едином жесте не была наигранной или жеманной, не пыталась произвести лучшее впечатление и подать себя попривлекательней. Ей захотелось меня обнять — и она обняла, захотелось грушу в карамели — и она ела грушу, захотелось посмотреть на фонтан — и мы остановились смотреть на фонтан. Улыбалась, когда я говорил забавное, и отвлекалась, когда ей становилось не слишком интересно. Радовалась приятному и печально вздыхала от усталости. И говорила ровно то, что думает — я в этом уверен, я ведь чувствую. Всегда.
— А вот теперь и я начинаю думать, что ты ее выдумал, — хмыкнул Лоренцо, — Ну или изрядно преувеличил от влюбленности, что тоже бывает.
— Мой дар от влюбленности не отказывает, — Фабио мечтательно улыбнулся, вспомнив слова Виолины о том, что поцелуи ее дару не мешают, и тут же слегка нахмурился. Потому что следом вспомнил ее испуг, когда попросил назвать имя, и собственные смятение и недоумение. Нет, определенно не отказывает. Он чувствует все, как есть — и приятное, и не слишком. — Просто мне очень повезло встретить по-настоящему удивительную и восхитительную девушку. Невероятно повезло. Одновременно чуткую, и трепетную, и решительную и откровенную… Она такая очаровательная, Лоренцо, изящная, легкая — и притом боевой маг. Защитник. И по стенам будто кошка лазает, на это любоваться только… Удивительно что не летает, такая воздушная, как облако.
— А с чего она при тебе по стенам лазила? — нахмурился Лоренцо.
Фабио округлил глаза, поняв, что проболтался раньше, чем хотел, а потом скорбно вздохнул: врать лучшему другу он не мог, потому пришлось излагать, во всех подробностях, все детали покушения на его скорбную и скромную жизнь. Впрочем, от волнующей его сильнее прочего темы Фабио не мог отвлечься, так что история наполовину состояла из комплиментов Виолине и выразительных, богатых на сравнения, описаний того, как она двигается, плетет заклинания, кидает дротики, бегает и прыгает. Все это, по мнению Фабио, она делала совершенно очаровательно и восхитительно, и он досадовал на убийц, которые не дали ему толком насладиться дивным зрелищем во всей красе.
— Я же говорил, что тебе телохранитель нужен. Друг мой Фабио, ну за что ты хочешь погрузить меня в непроходимую пучину горя? Разве я вынесу, если погибнешь еще и ты? — от души несчастно воскликнул Лоренцо.
— Кто мог знать, что такая история выйдет, это ведь даже не тот клятый убийца. Ну прости меня, —
