Но вспыхнувшему вожделению было безразлично на чувства к Мите, на угрызения совести или другие заморочки. Рядом был ее самец и оно отреагировало единственным возможным способом.
— Ты такая красивая, — не замечая, как сбилось дыхание женщины, продолжал олигарх, — словно молоденькая девчонка… педофилом себя чувствую, — хмыкнул, прислонившись лбом к ее плечу.
— С-спасибо, — пролепетала в ответ она, нервно улыбнувшись. Зажмуренных глаз не открывала, боясь, что тогда точно не устоит.
— Но мне твои прежние формы… — правая рука скользнула по бедру, очертила контур ягодиц, сжала поочередно, исследуя упругость, — нравились больше… — грубым движением прижал резко к себе и рыкнул: — откормлю!
Степка рассмеялась. Толкнула его в грудь и велела:
— Отпусти меня, любитель рубенсовских женщин!
— И ничего не рубенсовских! — обиженно проворчал Антон, но выпустил ее и отступил на шаг, — просто ты была такая…
— Ага, я помню… амазонистая! — смех немного отрезвил и она, ловко прошмыгнув у него под ругой, уселась за стол, — давай лучше позавтракаем и спланируем сегодняшний день.
— Правильно-правильно! — Антон сел напротив, поближе пододвинув к ней тарелки с яствами, приготовленными Лукерьей, — отъедайся, худышка!
— И ничего не худышка! — с набитым ртом ответила Степка, подцепив пузатый вареник с картошкой, — я теперь — модель! И мне знаешь ли, нравится! Я такой стройной не была уже… а никогда я такой не была! С детства всегда отличалась здоровым аппетитом и нелюбовью к спорту. Да у меня шансов похудеть не было! Так что не мечтай! От такой фигуры добровольно не откажусь! — и всю эту тираду выпалила жуя варенички, запивая узваром.
— Ну и ладно, я тебя и такую хочу! — Антон, подперев голову кулаком, заявил это так запросто, словно речь шла о погоде. И даже не покраснел, гад. Степка закашлялась.
— Охальник… — раздался тихий смешок Лукерьи, напомнивший, что охоронники всегда рядом.
— Ох, Антон! — женщина откашлялась, сделала несколько глубоких глотков узвара и поглядев на него прищурившись, совершенно серьезно заявила, — ну ведь тебя-то точно, эта брачная хрень должна напрягать!
— Не спорю, — ответил он, не пошевелив и бровью, — бесит до белых мушек! — и глазищ своих красивенных с нее не сводит, медленно откусывая взглядом по кусочку.
— Терпишь? — приподняла одну бровь.
— Терплю.
— Почему не отказался? Ты ведь хотел? — вот и пришло время поговорить откровенно и наедине.
— Хотел, — согласился, — кажется… не помню. Но с тех пор прошло много времени и моя жизнь совершила кульбит, уронив меня мордой об асфальт, помяла башку и я совершенно точно свихнулся и лежу в психушке. Адекватных поступков не жди.
— А что, очень подходящая формулировка происходящего! — фыркнула Слагалица, продолжив есть, — мне тоже долгое время казалось, что я сбрендила.
Они замолчали, в тот момент почувствовав нечто общее, что отличало их от остальных участников драмы, в которую превратилась их жизнь. Ведь только Антон и Степанида, до последнего считали себя обычными людьми и только им пришлось в короткие сроки подстраиваться под навязанную ситуацию, поверить в то, что нормальным мозгом не примешь и не осмыслишь. Да, это сближало. Кто еще мог так хорошо понять Степку, как не находящийся в сходственном положении Грозный?
— Как ты? — спросила она, отложив вилку, — тяжело тебе, да?
Антон сморгнул удивление, выпрямился на стуле и уставился на нее с едва не упавшей челюстью.
— Да ничего, справлюсь… — промямлил в ответ.
— Хорошо. А чего так странно на меня смотришь?
— Ты мне сочувствуешь, Амазонка, я не понял?
— Кхм, а это плохо? Ты из тех бруталов, которых это бесит? Мол жалость для слабаков?
— Да нет! Просто у тебя ситуация похуже моей. Меня, Слава Богу, не домогаются семь мужиков!
— А домогаться ту, кого домогается еще шестеро, значит легче? — съязвила она.
— Честно? — Грозный взъерошил свои аккуратно подстриженные волосы, потер лицо, словно поправлял съехавшую маску, — не знаю. Не понимаю происходящего. Я дезориентирован. Сейчас просто плыву по течению, решая по ходу проблемы, которые могу решить и не берусь ничего анализировать. Башка трещит!
— Понимаю, — вздохнула Степка, — как там твои подопечные?
— Да по-разному. Кого-то уже нашли родственники и забрали. Некоторые в тяжелом состоянии в больнице, не умеют даже говорить. Но большинство помнят свою человеческую жизнь, но идти им некуда. Вот думаю переквалифицировать в строителей, если захотят, конечно.
— Так они что же, все до сих пор в твоем доме?
— Нет. По санаториям разбросал. Пусть в себя пока приходят.
— А ты добрый! В этом Николай не соврал, когда заявил, что добрый до безобразия.
— Угу, только не выдавай мой секрет! — кисло улыбнулся Антон, — всю жизнь борюсь этим недостатком.
— Почему недостатком?
— Потому что добреньким принято садится на голову и свешивать ножки. А с таким грузом успехов не добьешься. Вот и борюсь.
— Твоя грозность показушная, да?
— Это не показушность, а выработанная годами стратегия! — ответил он беззлобно, — но не считай, что я олух. Я найду тех, кто направил в мой дом двоедушников и разберусь, что им нужно было!
В эту минуту его лицо вновь стало сосредоточенно-угрюмо-решительным, таким, каким она его запомнила с первой встречи. Вот, теперь это прежний Грозный!
— Охотно верю, что надетые образы могут срастаться с нашей кожей, в какой-то момент зафиксировав ее навсегда…
— Ты о себе сейчас?
— Наверное и о себе тоже. Подумала, я так долго носила маску, что только произошедшее смогло сорвать ее с меня.
— И что же ты напялила на себя, моя очаровательная Амазонка?
— Пофигизм. Я напялила пофигизм.
— Зачем?
— Не хотелось ничего чувствовать. Так легче. Никого не любить, ни о чем не беспокоиться. Жизненное кредо — мне пофиг! И вот расплата…
— Тяжело тебе, да? — повторил ее недавно заданный вопрос Грозный.
— Тяжело. Неприятно разрываться на части. Не хочу метаться между мужиками. Мне-то и один не нужен был, — Степку резко прорвало на откровения. Даже Мите она этого не говорила, — поэтому мне с Николаем удобно было. Вроде и муж есть, но меня не трогает, внимания не требует, живи как хочешь.
— Сочувствую… — вздохнул он.
— И я тебе… — вздохнула она, — и что же нам делать?
— А что делать? Плыть по течению и присматриваться к берегам. Куда-то да причалит.
— Философ…
— А что делать?
— А если серьезно, как ты видишь наше будущее?
— Ближайшее будущее я вижу насыщенным. Мы будем бороться за тебя, мериться пипи***, тянуть каждый в свою сторону. Хорошо, если облик человеческий сохранить удастся, — Антон так запросто, с легкой улыбкой на губах это расписал, что и Степка невольно улыбнулась, — готовься, Амазонка прыгать из окопа в окоп. Ты же понимаешь, что никто не сдастся? Это при тебе мы белые и пушистые, держим себя в руках, играем в союзников, а на самом деле хотим вонзить зубы в шею противнику.
Улыбка сошла с лица Степки.
— Вот этого я и боялась…
— В отведенный для свиданий день каждый будет совращать тебя, как сможет, на что хватит возможности и фантазии, а остальные дни люто ненавидеть
