– Ваше право.
Наверное, этот напряженный диалог продолжался бы еще долго – возможно, до пробуждения Эн, – но в палату заглянула одна из медсестер и, найдя глазами Арманиуса, сказала:
– Архимагистр, вас вызывает к себе главный врач. Попросил прийти как можно скорее.
Берт кивнул и, не глядя больше на Янга, вышел в коридор и почти побежал к лестнице.
В кабинете Валлиуса оказался не только сам Брайон, но и еще несколько человек: принц Арчибальд, выглядевший так, словно не спал уже неделю; какой-то незнакомый рыжеволосый врач в светло-лиловой форме – кажется, такую носили неврологи; и Дайд, напоминающий зеленое и совершенно невредимое дерево, случайно оставленное лесорубами среди поваленных.
– Доброе… – начал Берт, но запнулся, наткнувшись на мрачные взгляды присутствующих. – М-да. Вызывал, Йон?
– Да, – кивнул главный врач, – решил собрать всех, чтобы Равену не пришлось повторять свой отчет дважды или трижды. Остальные уже в курсе. Берт, для тебя – перед тобой архимаг Равен Пирс, главный специалист по неврологии в Альганне. Равен постоянно работает в Приме[7], прибыл вчера вечером к нам по моей просьбе. Всю ночь и утро обследовал Эн и готов высказаться. Равен, перед тобой архимагистр Бертран Арманиус, ректор Высшего магического университета Грааги и опекун Энни.
Оба представляемых мужчины склонили головы.
– Берт, – продолжил Валлиус, – садись, вон стул свободный. Вряд ли отчет Равена будет кратким.
Невролог кивнул и, дождавшись, пока Арманиус сядет, заговорил:
– Для начала хочу уточнить: произошедшее – уникальный случай. Все случаи потери памяти посредством магических ошибок уникальны, но этот особенно, так как мы столкнулись с родовой магией императорской семьи. Человеческая память – не книга, но, если сравнивать именно с книгой, сейчас мы имеем дело с практически чистыми листами. Почему «практически» – потому что кое-какая память у айлы Рин осталась. Она помнит, как говорить, ходить, держать столовые приборы и так далее. По идее, при подобных магических ошибках человек должен превращаться в растение, но у айлы Рин остались базовые навыки для жизни, уничтожены лишь ее воспоминания. К примеру, я узнал у Брайона, что раньше, до потери памяти, айла Рин терпеть не могла куриную печень. И когда сегодня утром по моей просьбе из столовой подняли тарелку с печенью, пациентка скривилась от одного только запаха и наотрез отказалась это есть. Таким образом, мы можем сделать вывод о том, что личность ее не утеряна, по крайней мере, в вопросах чувств и предпочтений. И, как я уже говорил, она помнит то, что делала каждый день и что было доведено до автоматизма. По сути, никто из нас с вами не задумывается о подобных действиях, – все мы помним, как ходить, говорить и так далее. Более сложные навыки утеряны.
Равен на пару секунд замолчал, переводя дух, а остальные, кажется, не дышали вообще.
– Обычно подобные признаки сохранения личности при отсутствии воспоминаний – хороший знак. Но в нашем случае это не имеет большого значения. В настоящий момент существует десять уникальных методик возвращения памяти и, соответственно, десять упражнений для того, чтобы определить, какая из них более эффективна. Айле Рин не подходит ни одна. У меня сложилось впечатление, что ее разум попросту отталкивает все, что пытается до него дотронуться. Полагаю, это следствие соприкосновения с родовой магией Альго, – извиняющимся тоном произнес Пирс, словно был виноват в подобном факте. – На сознании пациентки будто бы висит замок или стоит невскрываемая печать. Я здесь бессилен, впрочем, как и остальные мои коллеги.
Тяжелая гнетущая тишина повисла в кабинете – словно топор над головой осужденного.
Первым заговорил Арчибальд:
– То есть Эн так и останется ребенком?
От отчаяния в его голосе Берту стало не по себе.
Равен покачал головой.
– Нет, ваше высочество. Она постепенно будет взрослеть. Сейчас она ребенок, потому что в ее голове нет никаких воспоминаний, то есть нет жизненного опыта, но бытовые навыки сохранены, и по мере наработки новых воспоминаний айла Рин станет обычной девушкой своего возраста. Но я категорически не рекомендую ей заниматься магией. Конечно, это только теория, но я уверен в своем выводе – если она станет напрягать магический контур, особенно под воздействием артефактов, это активирует в ней замершую родовую магию Альго и убьет сознание целиком.
Невролог вновь замолчал.
Валлиус сидел за столом, опустив голову на ладони, и Берт вдруг осознал, что никогда в жизни не видел его в настолько убитом состоянии. Впрочем, Арчибальд выглядел не лучше, хоть и не опускал головы. Но ему и по статусу не положено этого делать.
Один Дайд не изменился в лице. Именно он и спросил, проскрипев на весь кабинет:
– Что значит – убьет сознание целиком?
– Это значит, что пациентка из человека превратится в растение. Перестанет воспринимать информацию, будет лежать в постели и пускать слюни. Так что никакой магии.
– Что вы рекомендуете сейчас для нее, архимаг? – спросил Арманиус, усилием воли подавив в себе резкое желание вскочить и начать швырять что-нибудь в стену.
– Я рекомендую ей жить дальше, – ответил Равен. – Я уже говорил с ней, объяснил, что она никогда ничего не вспомнит. Не сказать, чтобы она расстроилась, – просто не понимает толком, что это значит. Сейчас, я полагаю, стоит отпустить девочку из госпиталя домой, пусть встретит праздник не в больничных стенах.
– У нее нет дома, – произнес Арчибальд. – Она живет в общежитии.
– В общежитие точно не стоит. Ей нужно быть рядом с тем, кому она доверяет. Судя по тому, что она мне говорила, этим человеком являетесь вы, архимагистр Арманиус. Большую симпатию она испытывает и к вам, Брайон, а также к своему другу Рону Янгу. Вспомнить она, конечно, ничего не может, но чувства остались при ней.
– Откуда у Эн чувства к тебе, Берт? – спросил его высочество холодно, поворачиваясь лицом к Арманиусу. – Ты можешь это объяснить?
И только ректор открыл рот, чтобы ответить кратким «нет», как наконец очнулся Валлиус.
– Так, господа хорошие, – сказал он, поднимая голову – на лбу были красные отпечатки пальцев, – я думаю, Равена стоит отпустить, мы его достаточно мучили. Гектор, ты не против? Или у тебя остались вопросы?
– Нет. Мне все ясно, – невозмутимо ответил Дайд. – И я тоже пойду, пожалуй.
– Отлично, – кивнул Брайон. – А его высочество и Берт задержатся.
– Тогда и я задержусь. – Дознаватель, уже начавший вставать, вновь сел. И, чуть помолчав, добавил: – Кто-то же должен остановить его высочество, если он решит придушить архимагистра.
Валлиус и Арчибальд усмехнулись, а Арманиус удивленно поднял брови. Надо же… Кажется, у этого мрачного типа есть чувство юмора.
Когда Равен Пирс ушел, напоследок что-то негромко сказав главврачу, его высочество вернулся к прерванному разговору.
– Я все-таки хотел бы знать, с чего вдруг у Эн спустя две недели со дня знакомства появились какие-то чувства к Берту, которые позволили ей доверять ему. – Арчибальд по-прежнему говорил ледяным тоном, явно сдерживая эмоции усилием воли. – Последнее время мы виделись с ней регулярно, и я не замечал в Эн особой любви к Арманиусу.
Йон вопросительно посмотрел на Берта, поднимая
