Бывший однокурсник смерил меня неприязненным взглядом, и я уже готовилась к его традиционному университетскому: «Смотри, куда несешься, Эн Рин», – когда Байрон вдруг сказал:
– Я как раз к тебе шел.
Я даже чуть покачнулась. И переспросила, наверное, с очень глупым видом:
– Куда ты шел?
– К тебе, – повторил Асириус. – Дело есть. Нужна твоя консультация.
Демоны меня раздери, Байрону нужна моя консультация. Снизошел!
– А ничего, что мой кабинет и лаборатория – в той стороне, откуда ты появился?
– Ничего. Я там был, увидел, что тебя нет, и решил вернуться к себе. А ты… от Арманиуса?
Я кивнула.
– И как он?
– Пока никак, я только начала работу. Тебе срочно с консультацией или подождешь до… скажем, до обеда?
– Лучше сейчас.
Разумеется. И без разницы, что у меня обход и больные. Ладно, потерпим. Слишком уж любопытно, что нужно от меня Байрону Асириусу.
Надо же, консультацию ему подавай. Помню, было время, когда он и разговаривать со мной считал ниже своего достоинства. «Нищая безродная девка с каплей дара – что она делает в лучшем учебном заведении страны? – возмущался Байрон в кругу друзей. – Вот увидите, она не переживет и первую сессию!»
Я пережила. В прямом и переносном смысле.
– Говори, – пробурчала я, заходя в свой кабинет-лабораторию. И, пока я переобувалась, надевала халат и стягивала волосы в узел, Байрон четко и ясно излагал, что ему от меня нужно.
Возможно, если бы Асириус заискивал, улыбался и пытался втереться ко мне в доверие, я бы послала его к демонам тут же. Но Байрон был собой – слегка презирающим меня аристократом, и это оказалось привычно, понятно… и честно.
Я всегда ценила честность.
– Я давно заметил, что физические повреждения охранителей ведут и к нарушению целостности их магического контура. Сломанный контур практически никогда не бывает поврежден сам по себе, без каких-либо физических травм.
– Не «практически никогда», а просто «никогда», Байрон.
– Тебе тут виднее. Но раньше мы сначала делали операции по восстановлению физических возможностей, а потом уже брались за контур. Хирургия первична, терапия вторична, ты же помнишь этот постулат? Меня интересует, что будет, если попробовать делать наоборот.
Я серьезно задумалась. Ко мне больные попадали уже после хирургического отделения, где для них делали все возможное, чтобы вновь научить говорить, ходить и вообще двигаться. Чем сильнее сломан контур, тем хуже с физиологией. Но я занималась только безнадежными больными – точнее, теми, кто раньше считался безнадежным, Байрон же говорил об обратимых повреждениях.
– Не знаю, – призналась я откровенно. – Ты хотел получить мою консультацию, но я действительно не знаю. Мои больные все после хирургов… и, честно говоря, я никогда не задумывалась над этим вопросом. Мне нет смысла реабилитировать неговорящих и неходящих. Они не выдержат процедур.
– Давай попробуем поэкспериментировать? Возможно, следует сначала восстанавливать контур, а потом уже делать операции?
Я озадаченно молчала, глядя на Байрона, который смотрел на меня спокойно и серьезно.
– Ты хочешь ставить эти эксперименты со мной?
– А с кем еще? – В голосе бывшего однокурсника прорезалась ирония.
– Логично. Но…
– Слушай, Эн, – Асириус поднял глаза к потолку, будто я смертельно ему надоела, – я не делаю тебе никаких непристойных предложений. Ты, как и я, врач и ученый. У нас совпадает область профессиональных интересов в этом случае. Почему бы не объединить усилия? Одну главу в наших научных работах напишем вместе, это не запрещено и даже поощряется. А личные отношения стоит оставить за пределами госпиталя. Хотя я бы сказал жестче.
– Жестче?
– Да. Все это должно остаться в университете, который мы окончили.
Байрон замолчал, и я тоже молчала. Наверное, потому что была согласна.
По правде говоря, там я уже давно все и оставила. Нет, особой любви я к Асириусу не испытывала, но уважала его как талантливого хирурга, у которого впереди – огромное будущее.
– Я согласна.
Он чуть улыбнулся, и мы начали обсуждать детали дальнейшей работы.
Однажды Рон спросил меня, ненавижу ли я Байрона. И я тогда честно ответила, что нет. Хотя, прямо скажем, мне было за что его ненавидеть. Помимо презрения, которое не доставляло мне неприятностей, Асириус регулярно организовывал так называемые подставы. И именно на почве одной из таких подстав я подружилась с Роном.
Это было, кажется, на третьей неделе учебы в университете. Преподаватель по теории магии вызвал меня к доске, чтобы я начертила формулу исчезновения. И на пути туда с меня вдруг исчезла вся одежда.
Сказать, что я испугалась, – это ничего не сказать. Я застыла на месте под хохот однокурсников, не зная, что предпринять, когда сверху раздался издевательский голос Байрона:
– Толку-то уметь чертить формулы, если не можешь их применить? Давай, Эн Рин, верни себе одежду.
В чем-то Асириус был прав – я действительно не смогла бы применить нейтрализатор, даже зная его формулу.
На глаза навернулись слезы, и единственное, о чем я мечтала, – не разреветься бы. Я понимала, что преподаватель сейчас все исправит, но, на мою беду, он тоже был аристократом и откровенно не спешил.
Зато Рон аристократом не был. И, встав со скамьи, махнул рукой, делая то, что не могла сделать я.
Занятие продолжилось, я дрожащими пальцами написала все, что от меня требовалось, а после подошла к Рону и поинтересовалась:
– Зачем?.. – и задохнулась, наткнувшись на его угрюмый взгляд.
– Ненавижу аристократов, – процедил мой будущий лучший друг. – Считают, что им все можно. Тоже мне, избранные… Разве мы выбираем, кем родиться? И дар – он же от природы дается. А вот остальное – наши достижения! Только почему-то аристократам привилегии, а таким, как ты или я, два шиша с маслом. И где справедливость?
Я промолчала. А Рон продолжал бухтеть:
– Развеял он, понимаешь, одежду на девочке. Настоящий подвиг, демоны его задери! Медаль на грудь и тапочки на ножки.
И тут я не выдержала – улыбнулась.
– Как-как?..
Рон усмехнулся и взъерошил светлые кудри.
– Медаль на грудь и тапочки на ножки? Так мой отец говорит. Он сапожник… мм… ну да…
И тут мы с ним буквально повалились на пол университетского коридора, хохоча до слез и икоты.
С тех пор и дружим. И единственное, за что я была благодарна Асириусу, – это за Рона. Каждому человеку необходим настоящий друг. Теперь я это знаю.
Интересно, зачем эта конспирация и почему Валлиус не хочет сознаваться, кто такая Эн Рин? Какой в этом смысл?
Берт задумчиво почесал подбородок и поморщился. Надо бы побриться, щетина уже колется, но настроения совершенно не было.
Перед глазами до сих пор стояли пятнадцать погибших учеников. Бартоломью, Гвенда, Базил, Айзек, Верджил, Гилберт, Алия, Дарин, Акерли, Брендон, Зандер, Кейси, Аллан, Бастиан, Гай… Он помнил, из-за чего погиб каждый из них, и злился на себя.
За нерасторопность. Если бы он догадался раньше!
За самоуверенность. Ему, лучшему охранителю Альганны, казалось, что они справятся и так. Правильнее было отступить, заперев демона во временную ловушку, и хорошенько продумать план действий. Но он принял решение двигаться, сражаться, не отступать. И поплатился…
За гордость и малодушие. Нужно было вызвать подкрепление и взять с собой хотя бы еще одного архимагистра. Для подстраховки. Но Берту казалось унизительным просить о
