Осталось еще много чистых, незаполненных листов. Время от времени я пыталась вспоминать крупицы, которые отец мог забыть вписать сюда. Я могла гулять, или разносить хлеб, или колоть дрова, и вдруг в памяти возникала фраза, я слышала его глубокий голос и пулей неслась домой, чтобы записать ее.
Ветер одинок.
Мне знакома эта фраза.
Я нахожу запись, сделанную несколько месяцев назад, когда моя рука уже заменила его почерк:
Облака в небе над пустошами кажутся такими общительными. Отец говорил, что они – самое духовное, что есть на пустошах, что каждый день они отправляются в паломничество, выступают в путь на рассвете и собираются вместе на молитву. Дождь, шутил он…
Запись обрывается. Кое-где страница сморщена, усеяна маленькими мокрыми кругами.
Я листаю страницы назад, ищу более раннюю запись, сделанную еще им самим. Большой палец цепляет уголок страницы в самом начале, и я открываю ее.
Конечно же. Это из истории, которую я вспоминала прошлой ночью.
Если ветер с болот начнет петь, ты его не должна слушать, по крайней мере, не во все уши. Только исподтишка. Знаешь, как смотрят искоса, краем глаза. Ветер одинок, детка, и вечно ищет себе компанию.
Я вожу по странице пальцами. Почему это Магда процитировала слова отца?
А потом я вижу это. Внизу страницы почерком отца мелко написано: М. Т.
Магда Торн. Эта история не папина, он только повторил ее. Но что это означало теперь, когда прозвучало на огороде, из уст самой Магды?
Со скрипом отворяется входная дверь, и я, вздрогнув, захлопываю книгу. Сколько же я просидела вот так, мечтая о старых сказках на ночь? Из коридора слышен звук маленьких ног Рен, ее легкие, вприпрыжку шаги по половицам. Маму я не слышу, но они наверняка пришли вместе. С усилием поднявшись с кровати, я, прижимая книгу к груди, выхожу на кухню.
Рен сидит за столом, болтая ногами, и играет с одной из своих выпеченных фигурок.
Я стою в обнимку с книгой, прислонясь к дверному косяку, а мама бродит бесшумно, как привидение, ставит на место пустую корзину, снимает передник – все без единого звука. Рен улыбается мне и пальчиком манит меня к себе, а когда я подхожу ближе, шепчет на ухо, сложив ладошки ковшиком.
– Ты ходила к сестрам?
Наклонившись, я целую ее в макушку и отвечаю тоже шепотом.
– Ходила. Я тебе потом все расскажу.
Она радостно подскакивает.
– Рен. – Мать не поднимает глаз, но голос ее летит через всю комнату. – Принесешь мне пучок базилика со своего огорода?
Рен срывается с места и выскакивает. Хлопает входная дверь. Я ожидаю, что мать заговорит со мной, спросит, где я была, но она не произносит ни слова.
– Я ходила к сестрам, – объявляю я. – Они ничего не знали про Эдгара.
Мама отводит взгляд. Почему она молчит?
– А еще я видела чужого. Я говорила с ним, и мне показалось, что он не виноват. У него такой странный…
– Ты не должна была уходить, Лекси.
– Ты меня не остановила.
– Твой дядя…
– Он мне не отец. И не мать.
Она откладывает полотенце, обходит вокруг стола.
– Отто только старается защитить тебя.
– А ты? – Я крепче сжимаю книгу. – Ты могла бы меня остановить.
– Ты бы меня не послушала, – отвечает мама.
– А ты бы попыталась… – завожу я, но смолкаю, потому что на спину ложатся мамины пальцы, призрачно-белые от муки. Это очень легкое прикосновение – не ласковое, но слабое, воздушное. В первый момент мне почему-то вспоминается незнакомец. А потом в ее пальцах появляется сила, а ее глаза смотрят в мои, и в них что-то вспыхивает, неистовая, жаркая искра.
– Я и так пытаюсь, Лекси, – шепчет мама, – пытаюсь помочь тебе.
Внезапное возвращение той, которая была прежде моей мамой, застало меня врасплох. Но это только мгновение, а потом она исчезает, ее пальцы невесомо скользят прочь. Я хочу заговорить, но не успеваю открыть рот, как откуда-то с улицы доносится другой голос. К нему присоединяется еще один. И еще.
Момент упущен. Мама снова у стола, взялась за тесто, и вид у нее отсутствующий.
– Я его не видела, – торопливо говорю я, слыша, что мужчины приближаются. – И вообще никуда не ходила.
Я жду, что мама поднимет глаза и улыбнется или ободряюще кивнет, но нет – не могу даже понять, слышит ли она меня.
Вздохнув, я, с книгой под мышкой, выхожу на крыльцо. Низкие голоса доносятся с запада, они погромыхивают, как гром, со стороны скрытой за холмом деревни. Я стою в дверях, дрожа от ветра.
Что имела в виду мама?
Я несколько раз глубоко вдыхаю, пытаясь избавиться от неведомо как появившихся камней, сдавливающих горло.
Книга в моих руках сама открывается на записи с именем Магды, и тут, как тени, отбрасываемые заходящим солнцем, появляются члены дозорного отряда. С вытянутыми утомленными лицами, брови у всех нахмурены, плечи согнуты. Надежды найти Эдгара, по крайней мере найти его живым, должно быть, угасают вместе со светом дня. Я отрываюсь от книги и вскидываю на них глаза – послушная, терпеливая.
Пальцем вожу по словам «Ветер одинок».
У дома Отто мужчины задерживаются, негромко переговариваются. Потом их отряд рассыпается, разлетается в разные стороны, точно семена от порыва ветра.
Я успеваю посторониться, и Отто, бухая сапогами, входит в дом, избегая моего взгляда. А за ним чуть поодаль шагает высокий парень, в тусклом вечернем свете светится шапка грязноватых светлых волос. Тайлер Уорд. Увидев меня, он замедляет шаг, на губах играет улыбка, даже сейчас. Он пытается – безуспешно – напустить на себя подобающую случаю солидность. Подскочив к двери, где я стою, Тайлер берет меня за руку и сплетает пальцы с моими.
– Красивый закат, – замечает он, изо всех сил стараясь выглядеть грустным и расстроенным. Это почти смешно.
– Неудачно? – спрашиваю я, отнимая руку.
Он мотает головой, и я не могу в это поверить, но его жест кажется почти презрительным. Прикусив язык, я улыбаюсь, изображаю спокойствие.
– Где же вы искали?
– А что? – Из-под густых волос в меня выстреливает взгляд голубых глаз.
– Да что с тобой такое, Тайлер, – говорю я. – Ты вроде всегда жаловался, что тебе скучно и не хватает приключений. Так расскажи, удиви меня. Что ты делал сегодня? Куда вы ходили?
– Отто говорил, что ты будешь выспрашивать. Сказал, что ты собралась сама искать. Это дело небезопасное, Лекси, – хмурится он. – А мне не хочется тобой рисковать, не хочу, чтоб ты пострадала. – Он переводит взгляд с моих рук на маленькую зарубку на дверном косяке, след от топора, задумчиво водит по ней пальцем. – Уж лучше я сам это сделаю, вместо тебя.
– Я не хочу ждать. – Я убираю его руку с косяка. – И не такая уж я беспомощная.
Тайлер молчит, впав в странную задумчивость. Я подхожу к нему совсем близко, глажу по щеке, поднимаю повыше его опущенную голову.
– Деревенская площадь?
